Немцы на Волге

Ранним утром 23 августа основные силы 6-й армии начали переходить на восточный берег Дона. Аккуратно и методично танки проходили понтонный мост, за ними тяжелогруженые грузовики везли пехоту, запасы вооружения, полевые госпитали и цистерны с горючим. Небо в предрассветный час было серым, затем восход окрасил дивный огромный мир, и танки сбросили тормоза. В сиянии восходящего южного солнца они покатили по широкому степному приволью. Плоская как стол степь позволяла развивать максимальную скорость. Командиры стояли в башнях, чтобы вовремя увидеть какой-нибудь овраг, не видимый водителю снизу. Скорость сразу же породила смерч пыли, и танкисты повязали носы и рты платками. А сверху штурмовики «Штуки» сиренами возвещали танкистов о своем прикрытии, те приветственно махали руками в ответ. По радио танкисты 16-й танковой дивизии 14-го танкового корпуса генерала Витерсхайма передавали в штаб Паулюса об обстановке в авангарде наступающих войск. Пока их внимание не было привлечено ничем особенным. Вот сообщение, полученное Паулюсом в девять сорок пять утра: «Русские, по-видимому, захвачены врасплох и не оказали особенного сопротивления между Доном и Россошкой». Удивительное приключение: стоя в башнях, мчатся в двух тысячах километров от Германии по степи, видевшей скифов, Чингисхана и Ермака».

Танкисты осознавали важность момента. Именно здесь и сейчас творится мировая история. Сюда не доходили с Запада даже римские воины. Александр Македонский прошел значительно южнее. Кир и Ксеркс в бессильной ярости отчаялись завоевать эти степи. Это хинтерланд мира, путь к центру Евразии. Если Германия овладеет этим краем, ее уже не остановит никто в мире. Русский колосс рухнет, он не устоит на одной северной ноге. Справа — через Каспий — жертвой немцев станет самый чувствительный и важный (нефть) регион Британской империи. Здесь, сейчас и навсегда творится мировая история. И ее рычаги — это упругие рычаги германских танков, не встретивших еще себе равных в этой войне.

Довольно неожиданно однорукий генерал Хюбе приказал весело катящей колонне остановиться. Хюбе был безусловно колоритной фигурой в германской армии. Изборожденное морщинами лицо, острый взгляд. Он носил протез вместо руки, которую потерял еще в Первую мировую войну. Он отличался не только смелостью, но и педантизмом, удивлявшим самих немцев. В положенное время он спал прямо рядом со своим штабным танком, даже если шло сражение. Так же независимо от обстановки он питался раз в каждые три часа, поглощал строго определенную норму калорий и витаминов. Им в германской армии восхищались все, включая Гитлера. Педант Хюбе не мог понять некоторых вещей. В частности, почему у русских рации в танках были исключением, а не безусловным правилом, почему у командиров русских танков не было биноклей, почему русские следуют всегда в бою лишь одной тактической схеме, почему они не обращают внимание на рельеф местности, почему у замечательной во всех отношениях машины Т-34 такой слабый прицел?

Этот герой и педант всегда помнил, что следует беречь горючее. В небе немедленно появился немецкий самолет. Сделав несколько кругов, он приземлился у штабного танка. Лихой командующий 4-й воздушной армией генерал Рихтгофен, в рубашке с закатанными рукавами, лично приветствовал доблестных танкистов. Официальная задача, поставленная смещенному к Сталинграду 4-му воздушному флоту — «полностью раздавить русских». Рихтгофен не без патетики сказал Хюбе: «Воспользуйтесь сегодняшним днем! Вас поддержат 1200 самолетов». И эти слова вскоре получили подтверждение — над башнями танков в сторону Сталинграда пролетели сотни машин Рихтгофена. Облитая солнцем степь оказалась в тени от армады воздушных машин. Воздушная армия Рихтгофена в тот день совершила 1500 вылетов, сбросила тысячу тонн бомбогруза и потеряла всего три машины.

В первую же неделю бомбардировок в переполненном беженцами Сталинграде было убито сорок тысяч безоружных людей. Нам как бы сразу показали, с кем мы имеем дело и что нас ждет. Со стороны немцев то был грубый психологический просчет. Немцы хотели деморализовать всех, устрашить неумолимостью движущейся военной машины. На деле же даже самые далекие от общих забот и мыслей пришли к мысли: этот безжалостный враг иррационально жесток и поймет лишь тех, кто не покорится. Не смирение овцы, а ярость раненого русского медведя пробудили летчики с закатанными рукавами, обрушившие огонь на десятки тысяч мыкающихся беженцев и мирных жителей. Не робость затравленного зверя, а выдохнутое умирающими «Отомсти!» породили они.

Вторым эшелоном по гладкой степи катила 3-я моторизованная дивизия вермахта, ей было трудно угнаться за быстрыми танками, трудно ориентироваться в торнадо степной пыли. Еще дальше в тылу (как бы третьим эшелоном) следовала 60-я моторизованная дивизия. В Голубинке (которая станет «столицей» Паулюса) передовой отряд не обнаружил ничего особенного: «1 час пополудни. Еще одно подтверждение того, что противник захвачен врасплох». Через несколько часов командиры танков увидели впереди и чуть правее маковки церквей и здания белого цвета. В микрофонах прозвучало: «Справа по курсу Сталинград». Это был район Гумрака, окраина города. Молоденькие девушки из техникумов и вузов совсем недавно встали за прицелы зениток. Их взоры были устремлены в небо, когда неожиданно для себя они увидели движущиеся на них танки наземного врага. Большинство из этих девушек никогда не стреляли вообще, а как стрелять по наземным движущимся целям, они не знали даже в теории. Но что-то стучало в их сердцах, и они не бросились врассыпную. Жерла зенитных орудий наводились на танки. Едва ли много орудий сумели произвести выстрелы. Передние танки ударили по нескольким мазанкам в степи. Спешились, увидели растерзанные снарядами части женских тел и пошутили, что русские выставили вперед своих женщин. Шутка понравилась не всем, кровь облила убогое жилье, где некому уже было молиться. Первые выстрелы в Сталинграде, кровь несведущих и невинных, грубое высокомерие.

Солдат 389-й пехотной дивизии вермахта пишет домой с гордостью: «Вы не можете себе представить с какой скоростью продвигаются вперед наши моторизованные части. И при этом постоянная поддержка люфтваффе. Мы в полной безопасности, ведь в небе наши асы. Русских самолетов я вообще еще не видел… После захвата Сталинграда русская армия на юге будет полностью уничтожена». У этой дивизии будет хорошая возможность познакомиться с русскими поближе.

Августовское солнце еще не начало садиться на западе — было четыре часа пополудни — когда первый германский танк с ревом затормозил над волжским утесом. Командир — лейтенант Готтфрид Адемайт объявил: «Мы в центре Азии». Танкисты в основной своей массе не видели реки шире Рейна и дивились речному простору. Сбрасывая мундиры и черные комбинезоны, германские танкисты полезли в холодную волжскую воду. Один из них размышлял, почему лишь война открывает нам глаза на величественную красоту мира? Капитан Лорингофен: «Мы смотрели на простирающуюся за Волгой степь. Отсюда лежал прямой путь в Азию, и я был потрясен». Большинство поражалось этому дню: «Утром мы были на Дону, а вечером стоим на Волге». Желание сделать исторический снимок было повсеместным. К рапорту штабу 16-й дивизии был приколот снимок «Волга достигнута». Летчики знаменитой эскадрильи «Удет» облетали Сталинград и их удивление, а затем и ликование при виде танков с крестами, стоящих на берегу Волги было безмерным. Они испытывали «чувство невыразимой радости за боевых товарищей на земле». Задрав голову, танкисты следили за фигурами высшего пилотажа, исполняемыми для них.

Прямо за спиной немцев (если смотреть на город с севера) находился старинный парк. Видавшие века дубы, каштаны и олеандры вызвали восхищение немецких танкистов, которые нашли время и для посещения соседней бахчи. Штаб 16-й танковой дивизии стоял прямо в диковинном саду под экзотическими деревьями.

Второй эшелон немецкого наступления врезался прямо в город. Немцы вошли в район Рынка и помчались по трамвайным путям. Пассажиры трамваев недоумевали по поводу странной формы солдат. Когда страшная правда дошла до их сознания, они начали выскакивать из трамваев. Вослед им несся веселый смех победителей. Так в шесть вечера 23 августа передовые немецкие части вышли к Волге и овладели плацдармом в северной части города. Грузовики разворачивались вслед за танками, а радисты спешили передать потрясающую новость в штаб Паулюса. Немецкий бог войны должен был ликовать. Как ликовал обычно сдержанный генерал-полковник Паулюс. Итак, 23 августа немецкие танки вышли к Волге, на советско-германском фронте наступил критический этап. И Паулюс, и его прямой начальник Вайхс полагали, что Сталинград уже в пределах досягаемости. Учитывая, что Витерсхайм уже стоит на Волге, а железнодорожная колея у рынка находится в радиусе артиллерийского огня, трудности снабжения советского гарнизона в городе представлялись непреодолимыми, а позиции — непригодными к обороне.

Командующего фронтом генерала Еременко в этот страшный день разбудили телефонные звонки, фиксировавшие перемещение танковой колонны 6-й армии. Он разбудил офицеров штаба и приказал принести завтрак. Смелость германского выпада — прорваться к Волге узкой колонной  поразила его. В половине десятого утра, когда Еременко еще не притронулся к завтраку, позвонил заместитель командующего восьмой авиационной армией. «Только что вернулся самолет воздушной разведки. Летчики говорят, что видели сражение в районе села Малая Россошка. На земле все горит. Они видели две колонны примерно по сто танков в каждой, а за ними компактные колонны грузовиков с пехотой. Они направляются в направлении Сталинграда». Еременко приказал послать в воздух максимально возможное число самолетов. Прибыл генерал-майор Коршунов с известием о сожженной немцами в степи неподалеку от Сталинграда цистерне с горючим. Коршунов был так возбужден, что нервы у Еременко не выдержали, и он прервал генерала: «Выполняйте свою работу. Прекратите эту панику».

Неожиданность поразила двух генералов инженерных войск, которые, с достоинством за проделанное, пришли докладывать об успешном завершении строительства понтонного моста через Волгу в районе Сталинграда. Командующий фронтом поблагодарил их за службу и приказал немедленно уничтожить мост. Пораженным генералам пришлось повторить, что им приказывается уничтожить только что построенный ими мост и сделать это как можно скорее. Немцы не должны получить готовой переправы через Волгу.

На дальней окраине Сталинграда машинист паровоза Лев Дило оказался сброшенным на землю первыми немцами, которых он видел в жизни. Те связали ему руки, отобрали ручные часы и повели через поле. Благодаря их беспечности машинист скользнул в первый же попавшийся на пути овраг. Выстрелов вслед не последовало. Три километра до тракторного завода мелькнули незаметно. Опешившие вначале товарищи в конечном счете не растерялись. Здесь же был создан первый рабочий батальон. Тот, кто записывался в него, получал винтовку. Батальон занял позицию вдоль речки Мокрая Мечетка — первая городская линия обороны.

В городе прозвучал сигнал воздушной тревоги, но большинство горожан нетронутого еще войной города восприняло его за сигнал учебной тревоги. Тем прискорбнее было дальнейшее. Шестьсот германских самолетов летели безупречным журавлиным клином. «Штуки» и «Юнкерсы-88» ринулись в пике. Воздушный налет 23 августа 1942 года был самым концентрированным германским авианалетом с 22 июня 1941 года. Половина сброшенных бомб были зажигательными, что обрекло многочисленные деревянные дома. На расстоянии 70 километров от Сталинграда ввиду пожара можно было ночью читать газету. Солдат 94-й германской дивизии описывает виденное: «Весь город в огне; по приказу фюрера наши люфтваффе устроили пожарище. Это именно то, что нужно русским — остановить всякое сопротивление». То был чисто устрашающий налет — убить как можно больше, напугать, деморализовать. Бомбы поразили центральную телефонную станцию, городской водопровод, здание городской газеты, нанесли разрушения, особенно видимые на улицах Пушкина, Гоголя, Медведицкой. Известный германский ас Фрайхер фон Рихтгофен суммировал итог налета 4-го авиационного флота: «Мы просто парализовали русских». Вторжение войны не могло быть более ужасным, город хоронил сразу сорок тысяч жертв воздушного налета.

Но шли дни, город видел всякое, но одного не было точно — не было массового стремления купить мир и покой любой ценой. Напротив, на стенах домов появились тексты призыва местного горкома. «Товарищи и граждане Сталинграда! Мы никогда не сдадим город, где мы родились, на милость германского захватчика. Каждый из нас должен полностью отдать себя обороне нашего любимого города, наших домов и наших семей. Построим баррикады на каждой улице, превратим каждый квартал, каждый дом в неприступную крепость».