Лекция 7

МОСКОВСКОЕ КНЯЖЕСТВО

Сегодня у нас пойдет речь о событиях второй половины XIII — начале XIV века. Этот период — один из самых темных в русской истории, вполне понятно, почему: именно в этот период оформилось татарское иго. Источники наши достаточно скудны, а потери невосполнимы — мы можем только догадываться о том, что утрачено. Кроме того, так случилось, что этот период — лет 70–75 — очень специфичен. Главную роль в спасении русской государственности играют в это время не князья, а митрополиты.

Для великих русских историков, как церковных, так и гражданских — будь то митрополит Макарий, или Е. Е. Голубинский, или А. В. Карташев, или Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, В. О. Ключевский, — само собой разумеющимся моментом была нераздельность церковной и гражданской истории. Другое дело, что одни сосредоточивали свое внимание на чисто церковных, а другие — на чисто гражданских событиях. Но у всех этих историков мы можем найти колоссальный и часто абсолютно впервые открытый материал по истории государства и Церкви, Церкви и государства.

Разделение на историю Церкви и историю государства, историю гражданскую, достаточно условно. Море источников, фактов, летописей, хроник, житий, документов заставляло как-то разграничить эти сферы для удобства изучения, а отнюдь не для противопоставления их друг другу.

Последние 70 лет привели к тому, что у нас возник другой подход к этому. У нас изучалась с грехом пополам гражданская история и совершенно не изучалась история Церкви. Достать любую самую примитивную книжку по истории Церкви было практически невозможно. В результате в Духовной Академии стали преподавать только историю Церкви, совершенно забыв о гражданской истории, и это тоже можно понять. К сожалению, для большинства современных людей существует какое-то противопоставление церковной истории и гражданской, а это изначально неверно.

Наша страна была создана крещением народа. У нас государственность неотделима от Церкви, а Церковь неотделима от государственности, и противопоставлять эти вещи нельзя, это страшная ошибка. Плохая ли иерархия или хорошая, плохие ли правители или хорошие — вопрос другой. Пока существует русский народ, его судьба неотделима от истории Православия в нашей стране. Православная же Церковь в нашей стране не мыслится без истории русского государства. Если хотите, это аксиома. После такого замечания я хочу рассказать вам о том периоде русской истории, русского государства и русской Церкви, когда в период ослабления именно государственности лидирующую позицию принимает на себя Церковь.

Это произошло спонтанно. Понятно, что после татарского погрома процесс объединения Руси был нарушен, и, как мы знаем, окончательно наша страна объединилась спустя очень много времени — только в конце XV столетия. Отдельные княжества были просто стерты с лица земли, а другие ослаблены. Страна утратила свое единство настолько, что юго-западная Русь откололась от единой некогда Руси, а в выжженное пустое пространство, которое возникло на месте Черниговского, Киевского княжеств, с севера пришли дикие литовские племена. Они как бы разрезали тело древнерусского государства пополам, и северо-восточная Русь утратила прямой контакт с южной Русью. Результаты были самые плачевные. Для того, чтобы понять и сложность, и глубинность этих процессов, нужно обратиться к тем событиям, которые происходили в это время не только в истории северо-восточной Руси или юго-восточной, но и, собственно говоря, в истории Русской Церкви, то есть к деятельности митрополитов, которые возглавляли Русскую Церковь сразу после татарского нашествия, начиная с 40-х годов, до начала XIV столетия. Речь пойдет о деятельности митрополитов Кирилла, Максима и Петра.

Деятельность этих святителей всегда была увязана с деятельностью тех или иных князей. Митрополиты либо определяли политику князей, либо координировали свои действия с этой политикой, либо, наоборот, занимали какую-то оппозицию. Эти митрополиты были абсолютно разными людьми. Но самое поразительное, в своей деятельности что они проводили совершенно одинаковую линию. Так впоследствии московские князья, при всем их различии, будут проводить совершенно одинаковую политику, с поразительной настойчивостью возрождая то, что когда-то было. Можно сказать, что эти митрополиты первыми проложили такую удивительную линию. Последним домонгольским митрополитом был грек Иоасаф, о котором известно только то, что он был назначен. А дальше известия обрываются. Был ли он в Киеве или уехал оттуда перед нашествием татар, судить не берусь. А. В. Карташев думал, что он, вероятно, спасся — грек не желал себя подставлять под татарские ножи.

Короче говоря, после разгрома Киева Русская Церковь лишилась главы. И вот тогда князь Даниил Романович Галицкий, понимая, что церковные дела не терпят отлагательства, избирает митрополита. Им становится один из игуменов в Галицкой земле — Кирилл. Сначала он действует как нареченный митрополит, т. е. только как администратор. Приблизительно с 1242 по 1248 годы он именно администратор, т. е. еще не имеет права поставлять епископов и священнослужителей, поскольку сам не утвержден и не посвящен в Греции. Ну а после поездки в Грецию он становится законным главой Русской Церкви и начинается его деятельность, которая будет продолжаться очень много лет до его смерти в декабре 1281 года в Переславле-Залесском.

Сравнительно скудные сведения, которые о нем сохранились, говорят о том, что всю свою деятельность митрополит провел в разъездах. «Того же лета, — говорит летопись, когда упоминает о митрополите, — пошел митрополит Кирилл по обычаю своему…» И дальше указывается, куда он пошел — в тот или иной город. И действительно, практически не было долгих перерывов в его поездках: он все время объезжал территории русских княжеств, проходя города и веси.

Зачем он это делал? Ведь мы отлично знаем, что домонгольские митрополиты носа, как говорится, из Киева никуда не казали. Почему такая странная перемена обычая, почему такая странная тяга к путешествиям?

Объяснение лежит на поверхности. Страна была разорена, церкви сожжены, духовенство выбито. Мерзость запустения царила на всей русской земле. И вот митрополит делает то, что может: сам ездит, рукополагает священников, освящает храмы, служит, проповедует.

Удивительно то, что мы сейчас можем это легко понять. Перед нами прямо сейчас такой же пример: наш Святейший Патриарх Алексий непрерывно ездит по всей огромной русской земле, и можно только поражаться, как этот немолодой уже человек выдерживает такой кошмарный ритм. А если иметь в виду, что в каждой поездке — богослужения, освящения, встречи и т. д., то можно сказать, что только Бог дает ему силы.

Почему он так поступает?

Да все потому же. Он отлично знает, в каком состоянии находится Русская Православная Церковь, в каком страшном виде возвращаются храмы, как везде не хватает денег, в каком глубоком упадке нравственность.

То же самое было и тогда, в XIII веке. Было выбито городское население, а следовательно, погибли грамотные люди. Библиотеки в монастырях и в городах были сожжены в ходе военных действий. Горели деревянные храмы, горели терема, горели рукописи. У нас от периода с XI по XIV век сохранилось всего полторы тысячи рукописных единиц хранения. Единица хранения — это не обязательно том, это может быть и отдельный лист, и даже кусок листа. Всего полторы тысячи от всей этой колоссальной письменности, книжности, которая была накоплена начиная с X века. О динамике сохранения подобных вещей при всех русских пожарах говорит тот факт, что один XV век нам оставил более трех с половиной тысяч рукописей, XVI век — более десяти тысяч (несмотря на то, что уже работал печатный станок), а в XVII веке, когда типография в Москве уже работала на полную мощность, количество рукописей исчисляется просто невероятным числом, и, собственно говоря, они даже не учтены. Можно себе представить, какой был разгром в XIII веке.

Чтобы можно было понять, что происходило с народом, я приведу отдельные строчки из знаменитого «Правила митрополита Кирилла», которое было установлено на Владимирском Соборе в 1274 году. Этот Собор составлен был из нескольких епископов и, строго говоря, поводом для Собора было избрание епископа во Владимир — поставление Серапиона, будущего знаменитого проповедника (об этом Соборе известно, что он был; у А. В. Карташева даже кратко перечислены вопросы, которые там рассматривались). «Правило» это было напечатано в свое время в издании: «Русская историческая библиотека. Памятники древнего русского канонического права». Называется оно так: «1274 год. Правило Кирилла, митрополита русского, сшедшихся епископов Долмата Новгородского, Игнатия Ростовского, Феогноста Переяславского, Симеона Полоцкого на поставление в епископы Серапиона Владимирского». Дальше идет вступление, которое митрополит Кирилл сам не составлял, а переписал из «Номоканона самоосвященного». И вот первое:

Речь идет о симонии — о поставлении за мзду. Надо сказать, что поставление за взятку, или по мзде, это одно из очень тяжелых преступлений, которые иногда случаются в Церкви и которые были распространены, в частности, в Греции. Митрополит Кирилл формулирует здесь, что такое поставление за мзду, цитирует соответствующие правила и, естественно, определяет наказание. За такие вещи полагалось извергать из сана.

Но здесь надо понимать, что одно дело — поставление за взятку, а другое дело — оплата издержек. Эти вещи у нас тогда часто путали, да и сейчас путают. Одно дело — просто я захотел стать епископом, я человек заведомо недостойный, но коль скоро я заплачу и меня поставят, то дело сделано. Другое дело, что достойный человек, которого собираются ставить во епископа, должен при этом оплатить определенные издержки — скажем, оплатить облачение, свечи и т. д. Это надо понимать, потому что именно с этой статьей, с ее пониманием, будет впоследствии связана и история с судом над митрополитом Петром, которому однажды предъявили такое обвинение в симонии, т. е. в поставлении за взятку. Как известно, митрополит Петр был оправдан за отсутствием состава преступления. Историки церкви полагают, что причиной такого обвинения было именно непонимание различия между собственно взяткой и издержками, которые необходимо было в том или ином случае понести.

Итак, здесь, очевидно, митрополита Кирилла волновал вопрос именно упадка духовных лиц и именно поставление за взятку. Второе правило сообщает о том, что чрезвычайно часто случается нарушение в чине крещения и детей, и взрослых: произносятся не те молитвы, совершаются не те священнодействия и т. д. Объяснение понятно: не сохранилось требников. Новопоставленное духовенство с голоса, по воспоминаниям тех, кто уцелел, пыталось что-то сделать. Конечно, многие скажут, что лучше такое крещение, чем никакого. Но тем не менее, это говорит о многом. Налицо был пример непонимания весьма важных вопросов.

Третье правило касается бытовых моментов — кулачных боев. В праздники, оказывается, устраивались кулачные бои, которые кончались смертоубийством, после чего с убитых снимали одежду. Ничего подобного не могло быть в Киевской Руси. За такие вещи, как вы знаете по «Русской правде», наказывали чрезвычайно строго. Как известно, даже за угрозу могли покарать батогом. А теперь умножились чисто языческие обычаи, которые приводили к убийствам.

Четвертое правило. Оказалось, что в новгородских пределах диаконы совершают проскомидию без священников, нарушая литургический чин. Здесь отсутствовали служебники.

Пятое правило, которое фиксирует полную патологию: оказывается, в то время были представители духовенства, которые начинали праздновать Светлое Христово Воскресение с Вербного воскресенья и напивались так, что всю Страстную седмицу не было служб. Трудно в это поверить, но это факт.

Шестое. Оказалось, что те съестные припасы, которые приносят на помин души, на кутью, для освящения, освящает кто угодно, но не священники.

Седьмое и восьмое правила содержат определения о языческих обычаях.

Речь идет о жутком языческом обычае, который получил у нас название «русалия». Отмечался он в пасхальную ночь Святого Воскресения, участвовала в нем молодежь и сводился он к тому, что, раздевшись донага, парни и девицы после ритуальных плясок предавались соответствующим удовольствиям. Это имело чисто языческие корни, такой праздник был на Руси до крещения и вот теперь воскрес вновь.

И, наконец, девятое правило, которое, как полагают некоторые ученые, было просто механически присоединено к «Правилам митрополита Кирилла»: нельзя чертить изображение креста ни на земле, ни на льду, скажем, во время праздника Богоявления, потому что тогда изображение креста попирается ногами.

Суммируя эти правила, можно сделать вывод: в результате татарского нашествия не просто были огромные материальные потери, не просто были колоссальные человеческие жертвы — началась страшная деградация нравственности. И мы с вами отлично это можем понять, потому что на сегодняшний день мы имеем то же самое. Нельзя войти ни в один вагон метро, чтобы не увидеть изображения Марии Дэви Христос, чтобы вам не сунули листовку в руки, чтобы какой-нибудь очередной Чумак или Кашпировский не зарядил что-нибудь. Каждый день, как прогноз погоды, по ТВ идет астрологический прогноз. Пугать вас у меня нет оснований, но надо понять масштабы этого явления. Ведь все-таки в домонгольской Руси не было телевидения, не было газет, то есть сознание людей не подвергалось такой мощной атаке. Я уж не говорю о том, что все виды сектантства сейчас подняли голову, что по телевизору идет программа чего угодно — от каких-то тибетских лам до самых обычных деловых американских баптистов, которые под рояль и под пение хора быстренько объясняют, что почем. Остается уповать только на то, что в нашей стране ни одна конфессия, кроме православной, выжить не может. Но тем не менее, если говорить серьезно, мы сейчас с вами фактически свидетели и участники такого же процесса, как тот, который шел на Руси в период татарского ига.

Не нужно думать, что митрополит Кирилл сгущал краски. Уж кто-кто, а он поездил в течение десятков лет по Руси и знал, что происходит. И принимал меры — те, какие он мог принять. Можно только догадываться о том, сколько он воспитал людей, сколько рукоположил священников, как трудно ему было выбрать людей, потому что не было грамотных. Были искренне верящие, но плохо понимающие то, что нужно было понимать. Может быть, много было хитрых и недостойных Короче говоря, это был удивительно тяжелый период и всей истории, и его собственной жизни.

Умер он в дороге. По обычаю своему опять куда-то отправился и, проезжая через Переславль, заболел и умер. Но коль скоро он был Киевский митрополит, его останки отвезли в Киев и похоронили там, где полагалось лежать Киевскому митрополиту.

Есть еще один очень интересный момент, связанный с деятельностью митрополита Кирилла. Почему митрополит Кирилл все-таки в основном находился в пределах северо-восточной Руси? Почему он, уроженец Галичины, южной Руси, ушел от князя, который его сделал митрополитом, от Даниила Романовича Галицкого (то есть фактически стал в оппозицию к нему), и решил, что ему надо быть на севере? Ведь, казалось, южная Русь была в еще более тяжелом положении. Север, в конце концов, не был проходным местом.

Объяснить это можно тем, что Даниил Галицкий — бесспорно, патриот своей земли, но вместе с тем и политик — в течение всей своей политической деятельности фактически метался между двумя дорогами. Он делал выбор: на кого опереться?

Ближе ему был Запад, с которым он был хорошо знаком, с которым связывали его и узы родства, и который формально обещал ему поддержку против татар. А на Востоке были татары, и казалось, опираться на татар было невозможно.

Мы знаем, что Даниил неоднократно заводил переговоры с Западом, вел и прямые переговоры с Ватиканом, был коронован папским легатом в Дорогичине. Именно этой ориентацией князя Даниила можно объяснить ту попытку оппозиции, которая наблюдается со стороны митрополита Кирилла. Православный митрополит, он прекрасно понимал, что Запад здесь не помощник, а наоборот. Он понял, что верен другой путь, и в этом отношении был полностью согласен с князем, которого сам впоследствии отпевал, — с Александром Невским. Мы видим здесь ту симфонию церковной и царской власти, которая бывала иногда на Руси. И тогда даже невозможное становилось возможным.

Преемником митрополита Кирилла был митрополит Максим, грек. Вот этот грек, казалось бы, очень далекий от русских интересов, который, вероятно, плохо представлял себе Русь, тем не менее фактически продолжил деятельность своего предшественника — правда, не в таких масштабах, хотя известно, что он тоже постоянно путешествовал. Но он делает очень важную вещь, которая во многом определит дальнейшее развитие Руси: формально переносит митрополичью кафедру из Киева во Владимир. Таким образом духовный центр перемещается в северо-восточную Русь.

Делает это человек, который не обязан был хорошо разбираться в русских делах. Но тем не менее получается, что он понимает суть процесса, который идет, и делает чрезвычайно важное дело. Тем более что ему, вероятно, это было сделать легче, чем, скажем, русскому митрополиту, поскольку, естественно, ему Константинопольская патриархия доверяла больше.

Смена местопребывания митрополита — это не просто пространственное изменение. Киевскому митрополиту полагалось быть в Киеве. Но Киев был разгромлен в 1240 году и представлял собой запущенные развалины, руины, которые нельзя было назвать городом. Потом, в 1290 году, эти остатки были окончательно разорены и постепенно становились фактическим местом пребывания каких-то банд, хищников, грабителей. Туда спускались литовцы, в этих пространствах фактически была нарушена всякая государственность. Правда, митрополит мог переехать и в Галич — Галич-то ближе, чем Константинополь. Но нет. Западные авантюры Галицких князей подтолкнули митрополитов сделать свой выбор. И они его сделали в пользу северо-восточной Руси.

С этого момента история Руси делается на северо-востоке. И хотя один из Галицких князей пытается создать свою митрополию, которая просуществовала всего два или три года (митрополитом Галицким был Никон, который был поставлен в 1302 или в 1303 году, а умер в 1305). Но центром духовной жизни Галич не стал. И мы знаем, что постепенно Южная Русь утратила свою государственность и вошла в состав и Польши, и Литвы. В XIV веке мы уже не знаем Галицко-Волынского княжества — мы знаем Литовское государство, Великое княжество Литовское, которое впоследствии сольется с католической Польшей.

На севере же дела пойдут совершенно иначе.

Митрополит Максим, может быть, не будучи такой яркой личностью, как митрополит Кирилл, тем не менее делал то же самое дело.

Он умер, и на его место был избран — опять-таки на юге — игумен Петр, впоследствии первый московский святитель. И опять то же самое: он без конца объезжает разные земли, в том числе и волынские, и Галицкие, окормляет паству — то есть продолжает ту же самую малозаметную работу, которую начал митрополит Кирилл.

Мы знаем, что тверской князь принял митрополита в штыки. Тверской князь Михаил в это время был великим князем владимирским, и он был недоволен тем, что митрополит поставлен не по его выбору. Была другая кандидатура, которая не была утверждена в Константинополе. И он, вполне возможно, был одним из инициаторов этой малопривлекательной истории с судом над митрополитом Петром. Но вы знаете, что митрополит Петр был оправдан, и именно в процессе этого суда одним из самых ярых защитников митрополита был московский князь Юрий Данилович, который тягался с тверским князем за великое княжение. Юрий Данилович был человеком крайне малопривлекательным. Если его отец был замечательный человек, то Юрий был политик, который в своей деятельности не брезговал ровно никакими средствами, ибо цель — великое княжение владимирское — оправдывала в его глазах все. Но он был, бесспорно, человеком умным. Он видел, что великий князь владимирский не собирается строить нормальные отношения с главой Церкви, и, вероятно, сделал все, чтобы у него отношения с митрополитом Петром были хорошими.

Другое дело, что Юрию Даниловичу было недосуг эти отношения долго поддерживать. Поэтому в Москве, своей столице, его практически никогда не было. Он непрерывно сидел в Орде, периодически нападал на своих соседей, иногда терпел от них разгромы, как, скажем, от тверского князя. Он даже женился на сестре хана, она была перекрещена, естественно, в Православие и получила имя Агафья. Она умерла, находясь в плену в Твери после очередного разгрома, который потерпел Юрий от тверского князя Михаила. И это было использовано Юрием Даниловичем, который обвинил тверского князя в убийстве ханской сестры. А в Москве в это время управлял брат Юрия Даниловича — Иван Данилович, который, в отличие от своего брата, был большим домоседом.

Михаил Тверской был зверски убит в Орде, и надо полагать, что к этому руку приложил Юрий Московский. Прямых доказательств нет, но тем не менее, учитывая общий характер деятельности Юрия, это могло иметь место. У него остался сын-наследник — Дмитрий Михайлович, который имел интересное прозвище: Дмитрий Грозные очи. И вот этот Дмитрий, вероятно, узнал о роли Юрия Московского в смерти отца и однажды, встретив его в Орде, зарубил прямо на улице. За что, естественно, сам был убит татарами. Так вот, московским князем становится Иван Данилович, поскольку его брат умер бездетным. А у него-то отношения с митрополитом Петром были очень хорошие. Каждый раз, когда митрополит Петр приезжал в Москву, его встречали с распростертыми объятиями.

Видимо, эти люди действительно очень хорошо поняли друг друга и те цели, которые перед ними стояли. И вот в Москве спешно в августе 1325 года закладывается маленький Успенский собор — так благословил митрополит Петр. У нас не строили под зиму, начинали все ранней весной, но здесь торопились, и в еще не достроенном храме положили умершего митрополита Петра, поскольку таково было его желание. Начинаются чудеса у гроба святителя, и Москва уже не просто крохотный городок, затерянный где-то в приволжских лесах, не какая-то промежуточная станция между Владимиром и Рязанью, не гнездо хищников типа Юрия Московского, а место, где похоронен митрополит русский.

В 1328 году великим князем владимирским становится Иван Данилович Калита, о котором в русской истории почему-то всегда говорят с некоторым сарказмом. Ну действительно — скопидом, калита, денежный мешок; о нем известно много самых разных подробностей, в частности такая. Как известно, он был очень набожен и очень нищелюбив. И дело было не только в традиции, но и в характере. Когда он шествовал в собор из своего терема, то нищие тянули руки, а он из своей калиты (кошелька, привязанного к поясу) оделял их мелкой монетой. В одном житии рассказывается, как один нищий протиснулся к князю, протянул руку и получил подаяние. Тут же он забежал с другой стороны и опять попросил. Князь опять ему дал милостыню. Тогда он в третий раз просит. Князь его уже заметил, подает ему и говорит: «Возьми, несытые зенки». А тот ему отвечает: «Сам ты несытые зенки! Здесь царствуешь и там хочешь царствовать». То есть: ты так подаешь милостыню, что не только здесь ты князь, но и после смерти окажешься в раю за свое нищелюбие.

И вот этот скопидом и домосед Иван Калита делает поразительную вещь: в течение 15 лет, которые он управляет Москвой и всей Русью, на русских землях не появляется ни одного татарина без разрешения московского князя. Татары возникают только тогда, когда кто-то из подвластных Калите людей пытается быть независимым.

Управляет он весьма любопытно. Он накладывает весьма солидную дань подати на всех своих подданных. Ему надо платить ордынский «выход», а за своевременное и правильное предоставление «выходов» князья отвечали головой. Но он собирает значительно больше. Когда где-то не в его уделе начинается распря или вдруг перестают его слушать, он иногда посылает туда своих воинов, как, скажем, послал свою дружину в Ростов, чтобы они его просто разгромили. Но после этого все жители ростовской земли приглашаются жить в московских землях: пожалуйста, здесь вас трогать никто не будет. И люди идут. Именно так переходит из Ростова Великого в подмосковный Радонеж боярин Кирилл и его жена Мария с сыновьями, один из которых — будущий Сергий Радонежский.

Когда Иван Калита был еще мальчишкой, он крестил старшего сына у московского боярина Бяконта. При крещении мальчик получил имя Елевферий. Когда он стал совершеннолетним, то сказал родителям, что хочет постричься в монахи. Наверное, его родители испытали сильнейшее потрясение, но сделать ничего не смогли, и он стал послушником, а потом монахом Богоявленского монастыря, что под Москвой, приняв при постриге имя Алексий.

Вам это трудно сейчас представить, но «под Москвой» в те времена — это вот где: вот Красная площадь, вот Кремль, вот ГУМ, вот Никольская улица, вот проезд Сапунова, Ветошный ряд, а следующий поворот от Никольской направо, где метро «Площадь революции», — Богоявленский монастырь.

Известно, что Иван Калита часто ездил в Орду. Имел ли он прямое отношение к гибели в Орде Александра Тверского, судить не берусь. Некоторые думают: ну как же, московский князь — и не выдать в Орду очередного тверского князя? Не может быть. Другие считают, что тверской князь погиб без помощи москвичей. Но дело не в этом. Дело в том, что политика Ивана, абсолютно невыразительная, которую, впрочем, вели его потомки и о которой так эффектно выразился В. О. Ключевский — что это не разные люди, а бесконечное повторение одного и того же фамильного типа, серые незаметные личности, про которых трудно даже вспомнить, кто Иван, а кто Василий, — так вот, эта политика оказалась путем, который привел Русь к освобождению от татарского ига. Это понимал митрополит Петр. Отсюда и успехи Калиты, Москвы при митрополите Петре, преемственная политика московских князей, потомков Ивана Калиты, и нового митрополита Феогноста (грека, как и митрополит Максим).

Казалось, грек может и не знать московские дела. Но именно грек и перенес фактически митрополию в Москву, как митрополит Максим перенес митрополию из Киева во Владимир. Более того, он стал москвичом, так сказать, по духу, по мыслям. Он подружился с иноком Алексием и приблизил его к себе. Он, такой же скопидом, как и московский князь, мог бы получить упрек в том, что любит наживу. Но тут надо просто знать, что татары не облагали никакими податями духовенство и тех людей, которые числились за митрополитом. И вот получалось, что Феогност, увеличивая количество земельных владений, тем самым выводил людей из-под татарской зависимости. Делалось это тихо, спокойно, без лишних слов. Орда подмазывалась бесконечными подарками. Известно было, кому и что дарить. Татары любили серебро, в Московском княжестве серебряных рудников никогда не было, шло все из Новгорода, поэтому Новгород заставляли ежегодно давать столько серебра, сколько было нужно.

Именно при Иване Калите и митрополите Феогносте закладывается будущее материальное могущество и Москвы, и Руси. Даже шапка Мономаха была отделана мехом, видимо, при Иване Калите ордынскими мастерами.

Вот так странно идет в этот период русская история. И понять ее можно, только если не разделять историю Церкви и историю гражданскую. Ее можно раскрыть только тогда, когда вы поймете, что деятельность князей и деятельность митрополитов была единой. Разные люди шли к одной цели. Именно поэтому успех сопутствовал их делам. И даже когда стихийное бедствие вторгается в московскую жизнь — от чумы умирает Семен Гордый и его дети, а также митрополит Феогност и, кажется, все гибнет, тем не менее, все продолжается по-прежнему. К власти приходит брат Семена Гордого, Иван Красный, человек совершенно незаметный, казалось бы, никчемный, но московские бояре тут же восстанавливают связи с Ордой и попытка отнять у московского князя великое княжение терпит неудачу. Рязанские князья не могут ничего добиться в смысле территориальных захватов у москвичей.

А когда вскоре Иван Красный умрет, то он оставит завещание, где назначит правителем государства, вследствие малолетства своего сына, митрополита Московского Алексия. Если предыдущие святители действовали как бы рука об руку с князьями, то здесь мы вдруг вступаем в такой период русской истории, когда главой Церкви и главой страны является одно лицо. Причем отнюдь не по своему желанию.

Мальчику Дмитрию Ивановичу несколько лет, его двоюродному брату, серпуховскому князю, еще меньше. И вот митрополиту приходится воспитывать этих мальчишек, управлять страной, строить первую каменную стену вокруг столицы, ездить в Орду, а ведь он уже немолодой человек, он родился еще в XIII столетии. И вот он, митрополит Алексий, как бы завершает строительство нового государства. Он продолжает дело своего крестного отца. При нем окончательно формируются предпосылки для объединения Руси. Москва становится центром России, и не только духовным, но и политическим.

А дальше происходит то, что вы хорошо знаете. Спустя несколько лет после смерти митрополита Алексия его воспитанники выводят общерусское войско на Куликово поле. Так завершается этот поразительный период истории, период неразрывного единства в деятельности князей и митрополитов, светской и духовной власти, когда не спорили о том, какая власть выше и важнее, когда шли к одной главной цели, работая только для нее и не щадя своих сил, православные русские и греки, старые и молодые, политики и святители. И вот этот период наглухо забыли за последние 70 лет. Сейчас для нас с вами те далекие события могут быть примером, потому что, анализируя их, мы, может быть, лучше поймем события современные.

Я вовсе не хочу вас приучить всегда проводить какие-то аналогии. Это штука довольно опасная и не всегда верная. Но для понимания процессов иногда аналогию все-таки провести следует, чтобы вы могли представить себе общую картину событий.

Естественно, XIII и XIV века сильно отличаются от конца XX века. Но возрождение страны возможно только при союзе (во всяком случае не при конфронтации) Православной Церкви и государственной власти. Когда говорят, что сейчас происходит распад страны, это неверно: распад происходил 70 лет. Мы только пожинаем плоды этого распада. Но мы должны надеяться, что Бог будет милостив к нашей стране и Россия опять возродится. Смотрите, сколько произошло удивительных событий за последние несколько лет. И мы видим, что Церковь постепенно занимает то место, которое ей положено занимать. Не нужно требовать большего, не нужно требовать, чтобы Церковь подчинила себе светскую власть — этого не должно быть. Требуется взаимопонимание. И тогда в нашу жизнь постепенно придет порядок.

 Назад   Оглавление   Вперед