Глава V

Правление Василия III

1. Василий и его советники

Правление Василия III кажется, на первый взгляд, менее заметным и не столь значимым для истории, как период пребывания у власти его отца, Ивана III, завершившийся единением Великой Руси, и полное драматических событий царствование его сына, Ивана IV. В окружении двух Иванов Василий III выглядит не такой яркой личностью, и его царствование часто характеризуется как всего лишь продолжающее отцовское или предшествующее сыновнему. Некоторые исследователи склонны говорить о его времени как о переходном периоде - термин, к которому историки часто прибегают, не желая подробно анализировать ту или иную стадию исторического развития.

Деятели западной науки смогли по достоинству оценить Василия III, благодаря посланнику германского императора, барону Сигизмунду фон Герберштейну. Барон прибыл в Москву во время его правления и проявил себя тонким наблюдателем и компетентным аналитиком. Герберштейн владел славянским языком и сумел понять Русь, русских людей в значительно большей степени, нежели кто-либо еще из его коллег-дипломатов. В своей знаменитой книге о Руси, основанной на серьезном изучении русской истории и общества, а также на его личных впечатлениях, Герберштейн отмечает, что "в том, как он управлял своим народом", Василий "легко превзошел всех правителей целого мира". Согласно Герберштейну, русские "открыто заявляли, что воля князя - это воля Господа и что все, что делает князь, делается по воле Господа. Точно так же, если кто-то задает вопрос о чем-то неясном или сомнительном, русские привычно отвечают, что о том ведают Господь и великий князь".

Уверенность в собственной исключительности была внушена Василию как его дальновидным отцом, так и хитрой византийской царевной, его матерью. Византийскую дипломатичность, действительно, можно почувствовать во всей политике Василия, особенно в международных делах. Подавляя сопротивление его власти Руси, он использовал жесткую силу, или хитрость, или и то другое. Следует отметить, что он редко прибегал к смертной казни, чтобы расправиться со своими противниками, хотя многие из них по его приказу были заключены в тюрьму или изгнаны. Это резко контрастирует с той волной террора, которая захлестнул Русь во время царствования его сына, царя Ивана IV.

Не только тщеславие побуждало Василия проводить жеста политику объединения Русского государства. Так же, как и отец, он, несомненно, преследовал и государственные интересы. Русь находилась в окружении враждебно настроенных государств особенное беспокойство вызывали южные и юго-восточные границы, и это убеждало Василия в необходимости централизации управления страной. Такое убеждение разделяли многие из его советников и большинство великороссов.

Как и его отец, Василий III был вдохновенным строителем. Он субсидировал возведение многих новых церквей, включая coбор архангела Михаила в Московском Кремле (фундамент которого был заложен в последние месяцы царствования его отца) и ряд новых фортификационных сооружений, например, каменные стены в Нижнем Новгороде и Туле. Новый великокняжеский дворец был завершен в 1508 г., и Василий переселился туда со своей супругой Соломонией в мае того же года. В создании и украшении церквей Василий, который, несомненно, высоко ценил искусство, руководствовался как своими религиозными чувствами, и эстетическим вкусом. Когда он вошел в Успенский собор в Кремле в 1515 г. сразу же после того, как там были завершены новые фрески, он воскликнул, что чувствует себя так, как будто бы oказался на небесах. Известно, что ему нравился древнерусский язык и он владел искусством изъяснения на нем. Согласно Псковской летописи, во время одной из его поездок по Северной Руси Василий, наконец, решил развестись со своей первой женой Соломонией (она была бесплодной). Он увидел птичье гнездо на дереве над дорогой и произнес: "Люте (т.е. беда) мне, кому уподоблюся аз; не уподобился ни ко птицам небесным, яко птицы небесный плодовиты суть, ни зверем земным, яко звери земнии плодовити суть, не уподобихся аз никому же, ни водам, яко же воды сиа плодовити суть, волны бо их утешающа и рыбы их глумящеся". Затем он посмотрел вниз на землю и воскликнул: "Господи! Не уподобихся аз ни земли сей, яко земля приносить плоды своя на всяко время, и тя благословлять, господи!" Сохранилось несколько писем Василия к его второй жене Елене, урожденной княжне Глинской. Он диктовал их своему секретарю, но стиль, несомненно, его собственный - непринужденный и живой. Эти письма показывают, как тепло он относился к жене и маленькому сыну Ивану (будущему царю Ивану IV) и как беспокоился об их здоровье. Как и его отец, Василий был физически крепким и активным. Он много путешествовал, либо по делам, либо с целью паломничества, посещая различные монастыри. Его страстью была охота.

Соответственно своим политическим взглядам и характеру Василий III стремился единолично проводить в жизнь свою политику управления. Некоторые из его шагов, по-видимому, были подсказаны ему советниками, но по всем важным вопросам он принимал решение самостоятельно. Среди его советников, если начинать с представителей духовенства, был его бывший противник Вассиан (прежде - князь Василий Иванович Патрикеев), который был пострижен в монахи по приказу Ивана III в 1499 г. Около 1509 г. Василий III позволил ему возвратиться в Москву. На протяжении примерно двенадцати лет великий князь и монах были в дружеских отношениях, но около 1521 г. Вассиан утратил свое влияние, а в 1531 г. впал в немилость. Он поддерживал заволжских старцев и являлся стойким противником иосифлянства, как называли последователей Иосифа Санина.

Иосиф Санин умер в 1515 г., но его дело было продолжено его учеником Даниилом, который наследовал Иосифу в качестве настоятеля Волоцкого монастыря. В 1522 г. Даниил был посвящен в сан митрополита, и с его восхождением на московский духовный стол иосифлянство прочно утвердилось в своем влиянии на церковь и русское государство. В 1531 г. монах Вассиан, главный оппонент Даниила, предстал перед судом церковного собора и был приговор к пожизненному тюремному заключению. Даниил оказывал по, и недвусмысленную поддержку великокняжеской власти. Он редко пользовался традиционным правом митрополита обращаться к великому кому князю с просьбой о смягчении суровых наказаний, наложенных Василием на его противников. Однажды (в случае с князем Bacилием Шемячичем в 1523 г.) он даже не воспротивился аресту человека, чью свободу он до этого клятвенно гарантировал. Поэтому боя И.Н. Берсень-Беклемишев обвинил Даниила в клятвопреступлении (два года спустя Берсень был казнен).

Герберштейн описывает Даниила как мужчину "с сильным тучным телом, чье лицо всегда было румяно-красным. Казалось, что он больше посвятил себя служению желудку, нежели посту, добродетелям и молитвам, когда же он должен был проводить публичную службу, он обычно обкуривал свое лицо серным дымом, чтобы оно становилось бледным". По меркам того времени Дани был образованным человеком, но, конечно же, не глубоким ученым. Его писания имели большое влияние на московских читателей. В своих трудах он рассуждал о церковных догматах, а также ( моральных обязанностях мужчин и женщин. Он критиковал различные проявления моральной распущенности у своей паствы и яростно выступал против пьянства в народе и против роскошной образа жизни бояр. Он также упрекал власть имущих в притеснении низших классов. Во многих из своих выступлений Даниил рисовал живую картину русского образа жизни того периода. отличие от изысканного византийского стиля его догматических трактатов эти проповеди написаны простым и образным русс" языком, что способствовало развитию великорусского литературного языка. Вероятно, под их влиянием сформировался эпистолярный стиль царя Ивана IV. Одно из писем Даниила - о способе соединения пальцев для молитвы - сыграло значительную роль в будущем расколе русской церкви. Основывая свое учение на авторитете Феодорита Кирского, Даниил рекомендовал двоеперстие (соединение двух пальцев), что символизировало двойственна природу Христа. Между прочим, позднее было доказано, что старый греческий трактат, которым Даниил пользовался в славянском переводе, приписывался Феодориту ошибочно.

Основным советником Василия, конечно же, была боярская дума. Отношения между Василием и боярами требует пояснения. С моей точки зрения, как бы ни была велика власть Василия, он не был абсолютным монархом, поскольку вынужден был считаться с боярством. Представляется, что историки придавали слишком много веса обобщенным суждениям Герберштейна, а также гневным словам Берсень-Беклемишева, согласно которому Василий не выказывал уважения старым советникам, а решал все государственные дела в своей спальне с одним или двумя помощниками. Между прочим, Василий мог себе позволить сурово расправиться с таким яростным противником, как Берсень-Беклемишев (чья семья, кстати, не принадлежала к боярской верхушке), но был достаточно осторожен по отношению к боярству как классу. Во время царствования Василия III боярская дума заседала постоянно. За исключением случаев государственной измены (lese-majeste), никто из видных бояр не был отстранен Василием от должности; даже военачальники, которые по халатности проигрывали битвы, редко получали выговоры. Ведущие бояре получали наиболее выгодные должности, и правительство Василия не делало никаких попыток вмешаться в боярские права. В качестве меры предосторожности Василий III требовал, чтобы князья, находящиеся у него на службе, давали клятву верности, подобную той, что дал князь Данила Холмский Ивану III в 1474 г.

Ко времени, когда Василий взошел на трон, ключевую позицию главы боярской думы занимал его зять, князь Василий Холмский. Следует вспомнить, что князь Холмский был назначен на это место в 1499 г. Иваном III взамен князя Ивана Патрикеева, защитника прав заключенного под стражу несчастного внука Ивана III Дмитрия. В 1508 г. князь Холмский был внезапно схвачен и отправлен в Белоозеро, где умер в тюрьме в 1524 г. У Василия III, вероятно, были особые причины убрать Холмского. Скорее всего, это были соображения династического характера: возможно, князь Холмский пытался вступиться за Дмитрия. Даже если он только посоветовал освободить царевича из заключения, Василий, должно быть, усомнился в искренности его намерений. Спустя год Дмитрий умер в тюрьме.

Преемником Холмского в должности был князь Дании Щеня, один из наиболее выдающихся русских военачальников того периода, одержавший победу при Ведроше в 1500 г. Как и Патрикеевы, Щеня был потомком Гедимина. Он был двоюродным братом Вассиана Патрикеева и, по всей видимости, именно по просьбе Вассиан был возвращен в Москву. Щеня умер в 1516 г., нет точных свидетельств о том, кто получил затем его должность. Около 1520 г. главой думы был назначен князь Дмитрий Федорович Вольский, который занимал этот государственный пост он тридцати лет до самой своей смерти. Вольский принадлежа видной западнорусской княжеской фамилии. Его отец приехал из Литвы в Москву в 1482 г. и впоследствии женился на рязанской княжне, племяннице Ивана III. Таким образом, Дмитрий Вольский был вторым двоюродным братом Василия III. Среди других видных титулованных боярских фамилий этого периода были князья Пенковы из ярославской княжеской ветви, князья Шуйские из суздальской ветви и князья Оболенские из черниговской ветви. Из нетитулованных боярских фамилий здесь следует отметить Кошкиных, Челядниных, Воронцовых, Сабуровых и Головиных. Наиболее колоритной фигурой среди бояр был князь Михаил Львович Глинский. Князья Глинские были западнорусским родом монгольского происхождения, и у них были уделы в Северской земле, в то время находившейся под властью великого князя литовского. Михаил Глинский получил блестящее образование и в молодое провел двенадцать лет за границей, в Германии, Италии (где он был обращен в католицизм) и Испании. В течение некоторого времени он служил в армии герцога Альбрехта Саксонского. После возвращения в Литву он стал влиятельным лицом в литовской политике. Он также проявил себя как удачливый полководец в войнах против крымских татар. Будучи человеком больших с способностей и обладая еще большими амбициями, Глинский имел много сторонников среди русских в Литве, но приобрел и нем врагов среди литовских вельмож. Польский летописец Стрыйковский рассказывает, что последователи Глинского мечтали о восстановлении Киевского государства и провозглашении Глинского великим князем киевским и всей Литвы. Король Александр высоко его ценил, но после смерти Александра в 1506г. отношения между Глинским и короной стали натянутыми. Глинский был обвинен в заговоре против брата и наследника Александра - короля Сигизмунда I. В 1508 г. Глинский действительно восстал против короля и перешел под протекцию Василия III. Восстание потерпело неудачу, несмотря на поддержку Москвы, и в 1510 г. Глинский сбежал со всем своим семейством в Московию. Благодаря его знанию западных языков и западного образа жизни, а также его близкому знакомству с литовскими и польскими делами, он оказался бесценным помощником для Василия III. Глинский сознавал это и рассчитывал на хорошую награду за свои заслуги. Когда разразилась новая война между Литвой и Московским государством, и московитами был захвачен Смоленск, Глинский потребовал для себя пост наместника (viceroy) завоеванной области (1514 г.). Но назначение получил другой человек, и Глинский решил перейти на сторону Сигизмунда. Один из приближенных Глинского сообщил первому попавшемуся русскому командиру о намерениях своего господина, и князя схватили. В Москве Глинский под угрозой казни объявил о своем желании возвратиться в лоно греко-православной церкви. Смертный приговор заменили тюремным заключением. Лишь после того, как Василий III женился на племяннице Глинского Елене, князь был освобожден из под стражи (1526 г.). В последние годы царствования Василия Глинский стал одним из наиболее влиятельных людей при великокняжеском дворе.

Хотя Василию III поддержка со стороны бояр была политически необходима, он, как правило, выбирал советников, которым мог бы доверять, не из их числа, а из дьяков, хотя обычай и не позволял назначать кого-либо из последних на высшие должности в царстве. Василий использовал дьяков как на дипломатической службе, так и во внутреннем управлении. Видным среди них был Василий Третьяк Долматов, который начал свою карьеру при Иване III. Василий дал Долматову неприятное поручение - отменить свободы города Пскова в 1510 г. Долматов блестяще справился с этой задачей, умело предотвратив всякую попытку восстания в Пскове. Дальнейшая судьба Долматова - свидетельство тому, сколь непрочно было положение дьяков, занимавших государственные посты и как они были беззащитны перед волей великого князя. Согласно Герберштейну, через несколько лет после псковских событий, в которых так ярко проявил себя Долматов, Василий решил направить его в качестве посланника к императору Максимилиану. Долматов отказался от этой службы, аргументируя это тем, что у него недостаточно денег для такого путешествия. После этого Долматов по приказу Василия был сослан в Белоозеро и заключен там в тюрьму. После его смерти вся его собственность была конфискована. После него управление Псковом было доверено еще одному выдающемуся дьяку, Михаилу Григорьевичу Мисюрь - Мунехину (под формальной властью боярина). Как и Долматов, Мунехин начал свою карьеру в качестве дипломата, будучи направленным посланником в Египет в 1493 г. Мунехин оставался в Пскове вплоть до смерти в 1528 г. Он принадлежал к образованной элите московского общества и был тесно связан с настоятеле Филофеем, основоположником теории Третьего Рима. Человек глубоко религиозный, Мунехин активно участвовал в церковных делах. Он основал Псковско-Печорский монастырь возле ливонской границы, в тридцати пяти верстах от Пскова. Предполагалось, что новый монастырь возродит и продолжит традиции старого Киевско-Печорского монастыря. Он действительно стал важным аванпостом русской духовности, находясь лицом к лицу с западным миром..

Хотя Мисюрь-Мунехину не досаждали при его жизни, по смерти вся его собственность, как и в случае с Долматовым, согласно Псковской летописи, тоже досталась Василию.