День был солнечный, и, если бы не прохладный ветерок, то даже под навесом было бы жарко. Корабль неторопливо шел на веслах по Меотийскому озеру, постепенно приближаясь к устью Танаиса, или, как называли его местные жители – Дона.
– Скоро приедем, сеньор Луиджи, – отрапортовал боцман вышедшему из каюты хозяину судна. – Вон, видны уже полумесяцы на мечетях Азака.
Азак был татарским торговым городом в устье Дона. Корабль сеньора Луижи ди Геццо вез туда сто сорок два бочонка с недорогим вином из Кафы. Впрочем, татары в винах разбирались плохо, а для немногих настоящих ценителей Луиджи прихватил еще дюжину бочек калабрийского полусладкого вина. В Азаке была фактория венецианских купцов. Многие из них втридорога переплатят, чтобы почувствовать во рту вкус настоящего итальянского солнца…
Так размышляя, Луиджи стоял у борта, лениво озирая морскую гладь и постепенно приближающийся берег. Ничто сейчас не тревожило его взгляд. Несколько рыбацких лодок выбрасывали почти возле самого берега сети, да шел, точнее, медленно полз, рассекая воды широким неповоротливым брюхом, груженый венецианский неф. Видимо, он вышел из Азака поутру.
«Вот она, несчастливая доля, – вздохнул сеньор Луиджи. – Если бы сейчас со мной были те десять тысяч дукатов, что я так опрометчиво отдал в рост, я бы, наверное, не плавал сам на корабле, подвергая себя постоянному риску, а уже обосновался бы где-нибудь в Кафе, в Галате, а может быть, даже и в Генуе, и посылал бы в опасные путешествия своих младших компаньонов»
Неф тем временем подошел ближе и на нем уже были отчетливо различимы фигурки людей.
«Интересно, что за товар везет эта посудина? – заинтересовался Луиджи. – Уж не нагружена ли она по самые борта шелками?»
И он принялся внимательно вглядываться в очертания приближающегося корабля.
«А корабль не бедный. Люди одеты хорошо. Если они скупали все это время китайские шелка, то цена на них в Азаке, наверняка, сильно поднялась, – по лицу судовладельца пробежала тень беспокойства. – Или, может, они закупали там меха из северных стран?»
Вдруг словно что-то кольнуло сеньора Луиджи. На палубе подошедшего уже совсем близко нефа он заметил до боли знакомый силуэт. И в голове сами собой всплыли слова стряпчего.
«Дело верное. Клянусь святой Магдаленой! Как только синклит назначит его епископом всех Татарских и Литовских земель, этот ловкач вернет нам всю сумму с процентами. Да как вернет! Мехами и шелком! Вот, у него даже княжеская печать на пергаменте. Это даже вернее, чем дать взаймы самому Московскому князю!»
– Не может быть, – всплеснул руками сеньор Луиджи ди Геццо.
– Что вас так удивило? – поинтересовался, подойдя к хозяину, сеньор Адальберто, с недавних пор компаньон Луиджи, бравый вояка, заведующий охраной корабельного имущества.
– Мне кажется, я вижу привидение. Или мне показалось?.. Посмотрите, дорогой мой Адальберто. Вон тот человек, сутулый, с длинной седой бородой. Тот, что с посохом и все время кутается в синий татарский халат. Я его, кажется, знаю.
Седобородый человек, заметив, что на него указывают пальцем с другого корабля, переменился в лице и поспешно отошел подальше от борта.
– Это он! Он! – возбужденно запрыгал на месте Луиджи. – Попался, гаденыш!.. – И судовладелец, свесившись с борта заорал во всю глотку, обращаясь к людям с проплывающего мимо нефа: – Стойте! Остановитесь именем Генуи!!!
Пассажиров как ветром сдуло с борта грузового корабля, а через секунду с него донесся свисток боцмана, и гребцы, до этого лишь вяло шевелившие веслами, теперь заработали ими гораздо быстрее.
– А! Знает кошка, чье мясо съела! – сеньор Луиджи погрозил кулаком проплывающему мимо кораблю. – Я узнал вас, сеньор Пимено! Я узнал вас и требую назад свои десять тысяч дукатов!
– Да что, в самом деле, случилось, сеньор Луиджи? – подбежал к хозяину корабля боцман.
– Поворачивай корабль, дурень, а не то они уйдут!
– Кто уйдет? – захлопал боцман глазами. – А как же полтораста бочек молодого Кафинского вина? Оно же может прокиснуть прежде, чем мы впарим его татарам!
– И черт с ним, с вином! На том корабле плывет негодяй, который должен мне десять тысяч дукатов!
В ответ боцман ошарашенно присвистнул и через секунду разразился потоком ругательств и команд на страшной смеси греческого и итальянского языков. Корабль сеньора Луиджи стал медленно разворачиваться.
– А если они не захотят остановиться и выдать тебе этого сеньора Пимено? – поинтересовался у хозяина корабля сеньор Адальберто.
– А ты мне на что? – удивленно приподнял тот брови. – Если они не захотят выдать мне должника по-хорошему, то ты возьмешь этот корабль на абордаж!
Погоня продолжалась уже два часа. Азак скрылся из вида, а корма венецианского нефа была уже так близко, что до нее можно было добросить абордажный крюк.
– Стойте! Если вы не остановитесь, то я прикажу стрелять из арбалетов! – рычал, срывая голос, сеньор Луиджи. А его компаньон Адальберто сурово топорщил усы и уже битый час целился из арбалета в высовывающуюся из-за борта седую лысеющую голову.
В ответ на угрозы голова «сеньора Пимено» разразилась потоком русских ругательств.
– Что он говорит, Адальберто? Переведи. Ты же знаешь кое-какие слова из их варварского языка.
– Видно, он и вправду татарский епископ. Орет что-то непотребное про нашу богоматерь, – пояснил вояка и снова прицелился в голову из арбалета. Голова, охнув, немедленно скрылась за бортом. – Сдавайтесь! Иначе я прикажу стрелять! – снова пригрозил Адальберто на итальянском. Затем он крикнул то же самое по-гречески и по-русски.
Сеньор Луиджи поспешил повторить те же самые угрозы по-кумански, возблагодарив мысленно Бога за то, что сподобился-таки выучить некоторые выражения из этого татарского языка. Но неф и не думал останавливаться.
Гребцы обеих кораблей уже изрядно устали, а сеньор Адальберто никак не решался пустить в ход арбалеты. Но тут на сцене появилось еще одно действующее лицо. Наперерез кораблям шла патрульная генуэзская галера.
– Уж эти-то точно станут сейчас стрелять, – присвистнул Адальберто. – Луиджи, ты точно уверен, что на этом нефе скрывается твой должник?
– Именем Генуи, приказываю остановиться! Кораблям лечь в дрейф. Капитанам приготовить корабли к досмотру! В случае неповиновения мы будем стрелять! – донеслось с приближающейся галеры. Над ее высоким бортом замелькали железные каски стрелков и напряженные для выстрела дуги арбалетов.
Вдруг кто-то заверещал с кормы преследуемого нефа по-итальянски:
– Помогите! Спасите! Эти пираты преследуют нас от самого Азака! Этот корабль принадлежит его милости верховному епископу всея Руси и Татарии Пимену! Помогите нам спокойно проследовать мимо, иначе у вас будут крупные неприятности!
– Этот корабль принадлежит мне! А ваш верховный епископ должен мне десять тысяч дукатов! – взревел в ответ сеньор Луиджи.
При этом ни на одном из кораблей гребцы не сбавили темп.
– Ничего! Сейчас мы всех вас пришвартуем, а там уж разберемся, кто кому должен! – донеслось с патрульной галеры, настигшей уже оба грузовых корабля. И на борт обоих идущих рядом судов полетели абордажные кошки.
– Фы не имеете пфава! Я фас пфокляну! Анаафема да будеет! – вопил, срываясь на визг, и брызгая кровью изо рта седобородый старец, пока стражники волокли его по улицам Кафы к цитадели. – Отпуфтите! Я никакой не епифкоп! Я в первый раз фижу этого феловека!
– Ах в первый раз видишь?! Да я тебе пасть порву, негодяй! – снова вскипел сеньор Луиджи ди Геццо. Кулак его сильно саднил, однако душу негоцианта радовало то, что в общей свалке, произошедшей, когда генуэзские солдаты ворвались на их корабли, он сумел добраться до гладкого и благообразного лица «сеньора Пимено». – Ты ходишь в моем халате и ешь на мои деньги! Так имей совесть сознаться в этом, мошенник!
– Не волнуйтесь понапрасну, сеньор Луиджи, – доброжелательно одернул его один из стражников. – Мастер Гвидо выслушает обе стороны и разберется, кто кому должен.
Мастер Гвидо разобрался. Его племянник, торговавший в то время в Галате, тоже давал полторы тысячи флоринов в долг будущему архиепископу всех Татарских и Литовских земель Пимену.
– Приставы осмотрели и оценили все то имущество, что было конфисковано на вашем корабле. Вместе с кораблем они оценили его в двенадцать тысяч семьсот флоринов.
– Но это федь гораздо больфе, чем тот долг, в невыплате которого обфиняет меня этот Луиджи! – радостно всплеснул руками Пимен.
– Стало быть, вы признаете, что этот долг имеет место? – с иезуитской улыбкой уточнил кафинский консул, мастер Гвидо.
– Так заберите тогда то, что фам причитается, а остальное отдайте мне! Я должен сфочно отплыть в Цареград!
– Но это будет несправедливо, сеньор Пимено, – консул снова гнусно улыбнулся. – Судя по утверждениям истца, сеньора Луиджи ди Геццо, общий ваш долг гражданам Генуи составляет не менее сорока тысяч дукатов. И это не считая процентов. А проценты, под которые вы взяли эту сумму…
– Помилуй! Какие пфоценты?!
– Проценты за восемь лет…
– Фемь с половиной!
– Почти восемь, сударь… Итак, они составляют… – Сеньор Гвидо углубился было в расчеты, но тут Пимен, вырвавшись из рук держащих его стражников, бухнулся перед консулом на колени.
– Во имя хрифтианского милофердия!.. Я фсе отдам. Я напишу бумаги… Доход за дефять лет с трех, нет, с четырех приходов!.. Отпуфти меня, сеньор Гвидо, и я сделаю тебя или любого тфоего родственника епифкопом Ростофским… Нифегородским…
Гвидо, глянув сверху вниз на трясущегося старца, дернул плечами и отвернулся.
– Ладно. Бросьте его пока в башню папы Климента. Пусть пару денечков подумает и поточнее сформулирует все свои предложения по выплате долга. Да. Не забудьте дать ему перо и бумагу. А я пока пойду разошлю письма, чтобы известить остальных его кредиторов.
Пимен действительно придумал, как рассчитаться с кредиторами. Дело в том, что, на свою беду, в Кафу в это же время приехал Феодор Симоновский, которого Дмитрий Донской отправил в Константинополь вслед за Пименом, с обвинениями против этого авантюриста. Видимо, князь снабдил Феодора немалой суммой денег на дорогу. По указке Пимена Феодор был схвачен и ограблен генуэзцами. После чего кредиторы выпустили Пимена на свободу, а Феодора Симоновского оставили у себя в темнице.
Пимен отплыл в Константинополь, и тут в Кафу приехал митрополит Киприан, который тоже ехал в Царьград для того, чтобы окончательно решить вопрос с Пименом. Видимо, у Киприана, в отличие от Пимена и Феодора, были в Кафе какие-то связи. Только этим можно объяснить то, что он не только не попал в кафинские застенки, но и вызволил оттуда Феодора Симоновского.
Сразу по приезду в Константинополь явиться в патриархию Пимен не решился. Поэтому Киприан и вырученный им из кафинской темницы Феодор успели прибыть в столицу и подать на Пимена жалобу. Судя по дальнейшему поведению Пимена, пережитые потрясения сказались на его рассудке. Он трижды отказался явиться в суд, убегал от церковников, которые его на суд звали, и они вынуждены были выслеживать его «словно же некие ловцы». В конце концов Пимен был осужден заочно и отлучен от церкви. Умер он, видимо, от лихорадки 11 сентября 1389 года в Халкидоне. «И привезли тело его, положили вне Царяграда, на берегу моря, напротив Галаты, в церкви Предтечи». Так закончились приключения злосчастного митрополита Пимена.
1 октября 1389 года Киприан со спутниками выехал из Царьграда на Русь.
В этом же 1389 году, после победы турок на Косовом поле, окончательное завоевание ими Балканского полуострова было предрешено. Побежденные сербы стали данниками султана Баязида.
Султан решил посеять новые раздоры в императорской семье и опять, как десять лет назад, поддержал притязания на престол сына Андроника IV Иоанна. При помощи султана 14 апреля 1390 года Иоанн неожиданно захватил Константинополь и сел на трон своего деда. Ему оказали помощь также генуэзцы и сильная партия его приверженцев в самой столице. Но правление узурпатора оказалось кратковременным: второй сын Андроника – Мануил, собрав войска, подступил к Константинополю и в сентябре того же года возвратил трон себе и своему престарелому отцу. Эти события вызвали недовольство султана. По его приказанию Мануил должен был явиться к турецкому двору и принять участие в войнах турок в Малой Азии.
16 февраля 1391 года умер Иоанн V, и Мануил II Палеолог (1391 – 1425) унаследовал престол. Это был император, полностью зависимый от турок.
