Ордынская «замятня» заставила русских князей самостоятельно заботиться об охране своих уделов, не рассчитывая на царскую помощь. В это время ханы Золотой Орды не в силах были обеспечить безопасность даже на Волжском торговом пути, хотя Волга была основной торговой артерией империи. Торговый путь по Волге был «курицей, несущей золотые яйца», поэтому в прежние времена нападение на купцов там каралось смертной казнью.
Но уже в 1360 году новгородские речные разбойники – ушкуйники с боями прошли по Волге до устья Камы, а потом взяли штурмом большой татарский город Жукотин. Захватив несметные богатства, они возвратились в Кострому, из которой, видимо, и начинали поход, и стали там «пропивать зипуны». Московские и нижегородские власти начали военные действия против ушкуйников, однако достичь успеха им не удалось. Ушкуйники не только отбились от регулярных княжеских войск, но и ограбили в отместку Нижний Новгород и Кострому.
В 1363 году ушкуйники вовсю гуляли по верховьям Оби на стыке границ Золотой Орды и Чагатайского Улуса. В 1366 году новгородские бояре, возглавившие ушкуйный поход, громили караваны между Нижним Новгородом и Казанью, ордынские войска опять оказались бессильными перед ушкуйниками, и хан Золотой Орды обратился за помощью к московскому князю Дмитрию Ивановичу. Дмитрий отправил грозную грамоту в Новгород. Новгородцы ответили, что, дескать, «ходили люди молодые на Волгу без нашего слова, но гостей (купцов) твоих не грабили, били только басурман». По мнению новгородцев, бить басурман было делом житейским.
Походы ушкуйников повторялись в 1369, 1370, 1371 и 1374 годах.
Безвластие в Орде развязало руки всем, кто был жаден до чужого добра. В 1365 году ордынский князь Тагай, укрепившийся в Наручадской земле, совершил набег на Рязанскую землю. Он выжег Переяславль-Залесский и «плени все власти и села». Олег Иванович Рязанский вместе с князьями муромским, пронским и козельским пошел в погоню за татарами, настиг их и «побили князи рязанские татар». В результате «злой сечи» Тагай бежал «в большом страхе и трепете, и недоумении, что ему делать, видя всех татар избиенных, и тако рыдая и плача и лицо одирая от многой скорби, и едва в малой дружине убежал».
Кары со стороны Орды в отношении Рязани не последовало, так как Тагай «сам о себе княжил» «в Наручадской стране» «по разрушении Ордынском».
В 1366 году «князь ордынский, именем Булат Темир, прииде ратью татарскою и пограбил уезд даже и до Волги и до села князя Бориса». Это казанский самовластный князь Булат Темир, правивший самостоятельно, не подчиняясь Сараю, совершил набег на земли великого княжества Суздальско-Нижегородского. И получил такой же согласованный отпор от нижегородцев, какой прежде получили татары Тагая от рязанцев:
«Князь же Дмитрий Константинович с Борисом и с Дмитрием и со своими детьми, собрали воинов многих, и пошли против Булат-Темира на брань. Он же окаянный не стал сражаться, но бежал за реку за Пьяну, и там множество татар останочных было избито, а другие в реке во Пьяне утонули, и по зажитьям такое множество их было побито, что и не счесть. А Булат-Темир оттуда бежал в Орду, гонимый гневом Божьим и там был убит от Азиза царя».
Таким образом, нижегородцы во главе с великим князем Дмитрием Константиновичем не только отбили набег Булат-Темира, но и полностью разгромили его армию, очистив от татар мордовский край за рекой Пьяной. Как мы видим, татарские набеги на русские земли, о которых вовсе не упоминается в летописях в предыдущую эпоху, теперь происходят со стороны соседних независимых ханов и довольно успешно отбиваются армиями великих князей рязанского и нижегородского.
С первой задачей, которая встала перед русскими княжествами, – самостоятельной защитой своих границ в условиях начавшегося беспредела – они справлялись более-менее успешно. Между русскими княжествами в 60-е годы не шло столь ожесточенной борьбы, как между граничащими непосредственно с Сараем ордынскими улусами. Этому способствовало и то, что Русь оказалась на периферии борьбы за контроль над столицей, и то, что никто из русских князей не мог претендовать на ханский титул.
Еще одним, до поры сдерживавшим взаимную агрессию русских князей фактором был авторитет Православной церкви.
Так, в 1367 году, когда в Твери возник конфликт между великим князем Михаилом Александровичем и удельными тверскими князьями, они, прекратив начавшуюся было междоусобную войну, решили обратиться с просьбой разрешить их спор по справедливости к митрополиту Московскому и всея Руси Алексию. Несомненно, что при наличии стабильной власти в Орде они поехали бы с этим вопросом туда. Но теперь авторитет ханской власти упал. И единственным авторитетом, стоящим над княжескими распрями, на какое-то время стал митрополит Киевский и всея Руси.
В этом же 1367 году в Москве спешно стали строить кремль из белого камня вместо прежнего деревянного. Строительству этому придавали в ту пору огромное военное и политическое значение, поэтому все было тщательно подготовлено и проведено в кратчайший срок. «Князь великий Димитрий Иванович, погадав с братом своим с князем с Владимиром Андреевичем и со всеми боярами старейшими, – говорится в летописи, – и сдумали ставить город каменный Москву, да как помыслили, так и сотворили. Toй же зимой повезли камни к городу». А«того же лета на Москве почали ставить город каменный…» Его делали «без престани» и к концу года, видимо, полностью завершили эту работу, обеспечив, таким образом, дополнительную защиту столице.
Каменная крепость, как и раньше деревянная, защищала лишь феодальный центр города. Разросшиеся к этому времени московские посады перешагнули уже и за Яузу, и за реку Неглинную, и за Москву-реку. Их защищали лишь отдельные форты – монастыри. Попытка построить какой-то вал для защиты Великого посада, предпринятая в XIV веке, не завершилась постройкой крепости.
Каменная стена кремля была протяженностью около двух километров и имела восемь или девять башен. Шесть из них были проездными. Трое ворот кремля выходили на наиболее угрожаемую, но и самую важную для сообщения с посадом сторону – к современной Красной площади.
Чтобы выстроить такие укрепления в одну зиму и одно лето, подвозя камень, должны были работать по крайней мере в течение летнего строительного сезона) ежедневно более двух тысяч человек. Среди них были, разумеется, и специалисты-мастера, которые выполняли работы, требовавшие наибольшей квалификации. Но основную массу строителей составляли, по-видимому, простые горожане и крестьяне, для которых «городоставление» (как говорили в ту пору) было одной из феодальных повинностей, существовавших на Руси повсеместно.
Немалую роль в строительстве московского белокаменного кремля в 1367 году играло и московское боярство. Само решение о его постройке было принято советом князей – совладельцев Москвы и «старейших бояр». На Руси, как и в феодальных городах Западной Европы, строительство, содержание в порядке и организация обороны городских укреплений были обязанностью представителей знатных городских фамилий. На эту мысль наводят и некоторые древние названия кремлевских башен. Так Чешкова позднее - Тайницкая и Тимофеевская позднее – Константино-Еленинская башни названы по именам московских бояр Даниила Чешка и Тимофея Воронцова-Вельяминова. Можно предположить, что эти бояре были обязаны обеспечить строительство и оборону соответствующих башен, как это делали патриции западноевропейских городов, носившие звание «господ башни». Недаром в XIV – XV веках договоры между русскими князьями, предоставляя боярам свободу служить тому или иному князю, обязывают их участвовать в обороне того города, в котором они живут: «А кто которому князю служит, где бы ни жил, тому с тем князем а и ехати, кому служит речь идет о военном походе. – Прим. авт.). А городская осада, где кто живет, тому тут и сести…»
Итак, огромными усилиями всего московского населения в 1367 году был построен каменный кремль. Несомненно, митрополит Алексий понимал, что мирным путем русские княжества под властью Москвы не объединить. Он готовился к войне. А на войне, как говорится, все средства хороши. Постепенно набирая мощь, московский великий князь, «надеясь на свою великую силу, князей русских начал приводить в свою волю, а которые начали не повиноваться его воле, на тех начал посягать злобою», – писал тверской летописец.
В 1367 году главный соперник Дмитрия Ивановича, тверской князь Михаил Александрович, был приглашен в Москву «любовию», якобы для решения спора со своими удельными князьями. Михаил Александрович приехал, надеясь на беспристрастный суд великого князя и митрополита. Но обещание справедливого суда было только приманкой. Доверившийся митрополиту Михаил был посажен под арест на дворе одного из московских бояр – Гавриила (Гавши) Андреевича. Тверская летопись, повествуя об этом событии, жалуется в первую очередь на митрополита Алексия, как виновника обиды, нанесенной князю. Таким образом, в глазах тверичей авторитет митрополита Алексия серьезно пошатнулся.
Москвичи вскоре выпустили Михаила Александровича, видимо, опасаясь резкой реакции ханского представителя, прибывшего в Москву. Однако тверского князя принудили к подписанию невыгодного ему договора с Москвой.
Что ж, Михаил справедливо счел, что крестное целование, данное им под угрозой расправы, силы не имеет, и уже на следующий год началась война. На стороне своего зятя, Михаила, выступил литовский великий князь Ольгерд.
