Назад Оглавление 
Вперед Около 835 года Хазарский каган и Хазарский бег (рес), по рассказу Константина Багрянородного, прислали к императору Феофану послов с просьбой построить им на Дону крепость. Император исполнил их просьбу и отправил на своих хеландиях спафарокандидата Петрону с мастерами и рабочими. В Херсоне Петрона пересел на плоскодонные суда, которые могли ходить по Азовскому морю и по реке Танаису. Он доплыл до назначенного места этой реки и здесь остановился. Так как в том краю не оказалось камня, годного для зданий, то Греки устроили печи, приготовили кирпичи, и затем воздвигли крепость, названную Саркел, что значит "Белая Гостиница", по объяснению Константина (а в русской летописи "Бела Вежа"). Современник Константина Леонтий (один из продолжателей Феофана), сообщающий то же известие о построении этой крепости только в более коротких словах, прибавляет, что в Саркеле находился хазарский гарнизон в 300 человек, которые время от времени сменялись. С построением Саркела связана важная перемена в жизни Херсонеса Таврического. Дотоле, как известно, этот город с своей областью пользовался автономией: внутренними делами его заведовали городские патриции под председательством выбранного из их среды протевона. По совету Петроны, воротившегося из своей экспедиции, Феофан, чтобы иметь Херсон в полной своей власти, назначил туда императорского наместника или стратига, которому подчинил протевона и патрициев. Первым херсонским стратигом был назначен тот же Петрона, как хорошо знавший местные дела; причем из спафароканди-датов он был повышен в следующее достоинство, то есть протоспафария.
Для защиты от какого народа построена была крепость Саркел?
Главный источник, то есть Константин Багрянородный, ничего не говорит на этот счет; но он указывает на Саркел как на пограничную крепосгь с Печенегами, обитавшими к западу от Дона; а Кедрен, писатель XI века, уже прямо говорит, что Саркел был построен для защиты от Печенегов. На это Лерберг в своем исследовании "О положении Саркела" заметил, что в эпоху его построения Печенеги кочевали в степях поволжских, то есть к северу от Хазарского государства; а на западную сторону Дона они перешли несколько позднее; следовательно, эта крепость не имела целью защиту от Печенегов. По его мнению, еще менее могла она иметь в виду защиту от Руссов. Но при более точном и беспристрастном рассмотрении обстоятельств, то и другое его положение должно оказаться несостоятельным.
Недаром Саркел стоял на судовом ходу Азовского моря в Каспийское: он, конечно, стерег этот важный путь. По всем признакам он находился там, где караваны должны были оставлять Дон и волоком перетаскиваться в Волгу, то есть около того места, где эти две реки близко подходят друг к другу. Этот волок служил, конечно, главным средством защиты против судовой рати, так как Турко-Хазары сами не были искусны в судоходстве и не имели флота. Саркел преграждал дорогу Руссам, которые из Азовского моря Доном и Волгой переходили в Каспийское море с целью грабежа; следовательно, он должен был охранять от их нападений столицу Хазарского царства Итиль. Лерберг отрицал такое предположение, как последователь норманской школы. (Ведь Руссы, если верить известной басне, еще не существовали на Руси в первой половине IX века: они только во второй его половине были призваны из-за моря!) Но для нас немыслимы народы и государства, внезапно упадшие с неба. Подтверждением нашего мнения о назначении Саркела защищать Хазарию от Руси служат последующие события.
Арабский географ Масуди, писавший в первой половине X века, в своих "Золотых Лугах" повествует о походе Руси на Каспийское море в числе 500 судов, в 913 году. Он говорит, что Руссы вошли в рукав Нейтаса, соединяющийся с Хазарской рекой. Под именем последней разумеется Волга; а под рукавом Нейтаса (то есть, Азовского моря) надобно разуметь нижнее течение Дона от его устья до крутого изгиба на север. Масуди поясняет, что здесь стояла многочисленная хазарская стража, чтоб удерживать как проходящих Азовским морем, так и наступающих сухим путем. Он именно указывает на турецких кочевников Гузов, которые обыкновенно приходят к этому месту зимовать. Когда же реки замерзают, то Гузы переправляются по льду и вторгаются в страну Хазар; но летом они не имеют переправы (следовательно, не могут обойти Саркела). Когда русские корабли - продолжает Масуди - подошли к устью рукава (то есть, к волоку между Доном и Волгой), то они послали к Хазарскому царю просить, чтобы он дозволил им войти в его реку (то есть, Волгу) и вступить в Хазарское море. Они обещали отдать ему половину из всего, что награбят у народов, живущих по этому морю. Царь согласился. Исход предприятия известен. Руссы пограбили и опустошили прибрежные Каспийскому морю магометанские страны и отдали по уговору часть добычи Хазарскому царю. Но мусульманский отряд, находившийся у него на службе, и другие мусульманские жители Хазарии выпросили у него позволение отомстить Руссам за избиение своих единоверцев. Далее в известии Масуди, очевидно, есть некоторая неточность: по его рассказу, битва произошла, будто бы, около Итиля. Руссы, увидав мусульман, вышли на берег, сразились и после трехдневного боя были разбиты. Остаток их отправился на судах в страну, примыкающую к Буртасам; там они были окончательно истреблены Буртасами и мусульманскими Болгарами.
Но зачем же Руссам после их поражения надобно было отправляться в страну Буртас и Камских Болгар? Не естественнее ли было спешить домой тем же обычным путем, то есть, Доном и Азовским морем? А также к чему им было выходить на берег и три дня сражаться с превосходным в силах неприятелем, когда они могли спокойно уйти на судах, так как Хазары не имели флота, и путь на реке был более или менее свободен? Эти несообразности дают понять, что битва происходила именно в том месте, где Руссы, обремененные добычей, должны были покинуть Волгу и идти волоком в Дон. Здесь-то, около крепкого Саркела, враги, конечно, и загородили им дорогу. Тогда, не могши пробиться после трехдневной отчаянной битвы, остаток Руси естественно должен был сесть на суда и плыть вверх по реке на север - единственный оставшийся у них путь отступления. Но тут встретили их новые враги и доконали.
Описание этого похода, между прочим, ясно показывает, как неверны были представления норманской школы о походах Скандинавов, которые, будто бы, свободно разгуливали по речным путям Восточной Европы, куда им вздумается, - и в Черное море, и в Азовское, и в Каспийское. Нет, походы эти были очень и очень трудны, а волоки делали их иногда невозможными. Далее из слов Масуди мы можем вывести заключение, что упомянутая им многочисленная хазарская стража на том месте, где рукав Азовского моря, то есть, Дон, подходит к Волге, и есть в сущности не что иное, как гарнизон Саркела, хотя Масуди не приводит имени крепости. Этот гарнизон препятствовал Руссам перейти из Дона в Волгу, и они могли совершить переход только с дозволения Хазар.
На основании того же известия мы думаем, что построением Саркела в одно время достигались две цели, ибо он занимал очень выгодное оборонительное положение. С одной стороны, он препятствовал кочевым турецким народам вторгаться в Хазарское царство перешейком, лежащим между Доном и Волгой, за исключением того времени, когда эти реки покрывались таким толстым льдом, который мог выдержать целую конную орду; что в тех местах случалось не каждую зиму. Разумеется, перешеек этот был не настолько узок, чтобы гарнизон мог загородить дорогу коннице, и по всей вероятности в связи с главной крепостью устроен был ряд других укреплений, защищенный большим валом; длинные валы служили в то время обычным средством для защиты своей земли от неприятельских вторжений. Во время Масуди около этого перешейка кочевали Узы; но веком ранее на месте Узов жили Печенеги (изгнанные потом на западную сторону Дона Узами или Половцами); а следовательно, известие Кедрена, что Саркел построен против Печенегов, имело основание. С другой стороны, эта крепость своим положением около волока, очевидно, служила оплотом против судовых походов Руси. Отсюда понятно, почему она так неприятна была для Руси, и почему Святослав взял Саркел и разорил его1.
1 Нашему мнению о положении Саркела на переволоке соответствует известие о путешествии митрополита Пимена (Никон, лет.). Плывя по Дону, он видел городище Серклию перед тем, как обогнуть Великую Луку, т. е. колено Дона, подходящее к Волге. Леонтьев полагал это место несколько выше Качалинской станицы ("Розыскания на устьях Дона". Пропилеи. IV. 524). Константин Б. также говорит, что "Танаис идет от Саркела". Позд. прим.
Первое достоверное известие о существовании Русского княжества в Южной России замечательным образом совпадает по времени с известием о построении Саркела. Последнее происходило, по-видимому, в 835 году, при Византийском императоре Феофиле. А спустя около четырех лет, то есть в 839 году, по известию Бертинских летописей, тот же император, отправляя к Людовику Благочестивому посольство, препровождает вместе с ним и несколько человек, которые называли себя Рось. Последние были посланы в Константинополь для изъявления дружбы от своего князя, именуемого хаканом; но так как враждебные варварские народы препятствовали им воротиться домой тем же путем, каким они пришли, то Феофил просил Людовика дать им средства вернуться другим путем. Под именем этого хакана или кагана, конечно, разумеется Киевский князь, а не какой-нибудь из скандинавских владетелей, которые никогда каганами не назывались; равным образом никакой Руси в Скандинавии того времени источники не упоминают. (Все натяжки норманистов, на основании неясной фразы "из рода Свеонов", перетолковывать это место в свою пользу остаются бесплодны.) Очень возможно, что упомянутое хронологическое совпадение не было простой случайностью. Возможно, что помощь, оказанная Греками в построении Саркела, то есть в защите Хазарских владений со стороны Печенегов и Руси, побудила также и Русского князя войти в непосредственные сношения с Византийским двором, чтоб отвлечь его от союза с Хазарами. При этом возможно, конечно, и даже очень вероятно, что подобные сношения начались еще ранее, особенно по делам торговым, и что посольство это было совсем не первое; но хазарские дела могли оживить и усилить стремления Русских князей к непосредственным сношениям с Византийским двором1.
1 Некоторую аналогию с известием о русских послах при дворе Людовика Благочестивого в 839 году представляет свидетельство хроники Регинона о послах княгини Ольги при дворе Отгона I в 959 году. То и другое свидетельство темно подвержено разноречивым толкованиям; но оба они несомненно относятся к Киевской Руси.
Прежде нежели пойдем далее, спросим себя: откуда же взялось это Русское княжество или каганство, о существовании которого с первой половины IX века свидетельствует современное известие Бертинских летописей?
Ответ на этот вопрос вытекает сам собой, если припомним известия греко-латинских источников о скифо-сарматском народе Роксаланах или Рос-Аланах, и если отнесемся к источникам просто, без всяких умствований. Для решения данного вопроса достаточно только привести в хронологическом порядке важнейшие из этих известий.
Наиболее ранние и вместе наиболее обстоятельные свидетельства принадлежат двум знаменитым писателям первого века по Р. Хр., Страбону и Тациту. Страбон говорит, что Роксалане жили между Доном и Днепром; он считает их самыми северными из известных (ему) Скифов. Он рассказывает, что они принимали участие в войне знаменитого Митридата, царя Понтийского и Боспорского, с царем скифским Скилуром, как союзники последнего, в 94 г. до Р. Хр.; они явились на войну под предводительством Тасия, в числе будто бы 50000, в шлемах и панцирях из воловьей кожи, вооруженные копьями, луком, мечом и щитом, плетеным из тростника. Они потерпели поражение от полководца Митридатова Диофанта, имевшего 6000 отлично устроенного войска. Этот народ живет в войлочных кибитках, окруженный своими стадами, питаясь их молоком, сыром и мясом и передвигаясь постоянно на равнинах, а зимой приближается к болотистым берегам Меотиды. (Strabo. Lib. II и VII).
По известию Тацита, сарматское племя Роксалане, числом 9000 конницы, вторглось в римскую Мизию в 69 году по Р. Хр. Сначала они имели успех и истребили две римские когорты. Но когда варвары рассыпались для грабежа и предались беспечности, римские начальники ударили на них с своими легионами и нанесли им совершенное поражение. Этому поражению способствовала наступившая оттепель; кони Роксалан спотыкались, всадники падали и нелегко поднимались при своем довольно тяжелом вооружении; они имели длинные мечи и копья, а у знатных панцири сделаны были из железных блях или из твердой кожи; но щиты будто бы не были у них в обыкновении. В пешем бою они были неискусны. (Taciti Hist. L. I).
Кроме того в первом веке имя Роксалан встречается у Плиния в его "Естественной истории" и в одной надгробной надписи из времен императора Веспасиана. В последней говорится именно о возвращении Римлянами князьям Бастарнов и Роксалан их сыновей (бывших, конечно, заложниками).
Во II веке о Роксаланах упоминают римские писатели Спартиан и Капитолин и греческие Птоломей и Дион Кассий. Первый говорит о договоре императора Адриана с князем Роксалан, который жаловался на уменьшение суммы, платимой ему Римлянами. Ко времени того же императора относят одну латинскую надпись, в которой упоминается Роксаланский князь Элий Распарасан (принявший имя Элия, конечно, в честь Элия Адриана). Капитолин в числе понтийских народов, угнетавших Римлян на нижнем Дунае, называет Роксалан. Географ Птоломей помещает их около Меотиды. Но ясно, что в это время жилища их простирались и на западную сторону Днепра, откуда они могли нападать на римские области Дакию и Мизию. Дион Кассий рассказывает, что император Марк Антонин позволил Языгам из их новых жилищ пройти через Дакию к Роксаланам.
В III веке Роксалане, по словам Требеллия Полиона, убили Регилиана, одного из так называемых тридцати тиранов. По словам Вописка, в триумфе императора Аврелиана в числе других участвовали и пленники роксаланские со связанными руками. Относимые к III-IV вв. Певтингеровы таблицы помещают "Роксалан Сармат" вблизи Меотиды.
В IV веке Аммиан Марцелин приводит Роксалан в числе народов, обитавших все около того же Меотийского озера, к северу от Понта.
Иорнанд, писатель VI века, в числе народов, подвластных готскому царю Германриху, приводит Рокасов (Rocas), которых в другом месте называет их сложным именем Роксалан и изображает их народом вероломным, погубившим Германриха. Последний за измену одного знатного Роксаланина (по-видимому, передавшегося на сторону Гуннов) велел жену его Санелгу привязать к диким коням и размыкать по полю: тогда два ее брата, Сарус и Аммиус, мстя за смерть сестры, нанесли тяжелую рану Германриху, так что он после того не мог сражаться с Гуннами и вскоре умер. (Сар. 24). Из этого известия с полной вероятностью можно заключить, что движение Гуннов произошло в связи с восстанием Роксалан против Готского владычества1. После удаления Готов и Гуннов на запад, Роксалане, по-видимому, снова заняли прежнее первенствующее положение в странах к северу от Понта; судя по словам того же Иорнанда, в его время Дакия (называвшаяся тогда и Генидия) опять на востоке граничила с Роксаланами. (Сар. 12).
1 Иорнанд сообщает и о дальнейшей вражде Готов и Роксалан; только последних он в этом случае называет Антами. Преемник Германриха Винитар напал на Антов и был сначала побежден, но потом взял их князя Бокса и распял на кресте с его сыновьями и семидесятью вельможами, которых оставил висеть на виселице, чтобы навести страх на Антов. Очевидно, он мстил Антам-Роксаланам за их восстание против готского владычества и за союз с Гуннами. Только благодаря этой племенной вражде двух главных туземных народов, царю Гуннов Валамиру удалось потом победить Винитара, и таким образом подчинить себе всех Остроготов. Обратим также внимание на роксаланские имена у Иорнанда. Санелга, очевидно, заключает в себе коренное древнерусское имя Ольга или Елга (в этой форме см. у Константина Багрянородного), встречающееся также в названиях рек Олег, Волга, ольга (болото) и пр. А ее брат Аммиус слышится в названии Миус и Калмиус, двух рек, впадающих в Азовское море и протекающих в стране древних Роксалан.
Совокупность этих греко-латинских известий от I до VI века включительно, кажется, ясно указывает нам на сильный, многочисленный народ, которого средоточием был Днепр, а отдельные ветви простирались с одной стороны до Азовского моря, с другой до Днестра или до пределов древней Дакии. В первом веке по Р. Хр. он находился еще на степени кочевого или полукочевого быта; в те времена не только часть Славян, но и часть Германских племен еще не вышла из этого быта, что и объясняет нам последующую эпоху, известную под именем Великого переселения народов, и особенно передвижение Готских народов от северных берегов Черного моря до пределов крайнего запада. Но в течение дальнейших столетий Роксаланское или Русское племя, конечно, все более и более приобретало привычки быта оседлого, сохраняя однако свой подвижный, предприимчивый характер и охоту к дальним походам, на что указывают его столкновения с Римским миром. Те известия ясно свидетельствуют о присутствии у этого племени княжеского достоинства и знатного сословия, отличавшегося на войне более богатым вооружением.
Известна сбивчивость и путаница народных имен у средневековых писателей. Особенно велика эта путаница по отношению к народам Скифии или Восточной Европы. Один и тот же народ не только в разные времена, но иногда в одну и ту же эпоху является у них под различными именами. Так Роксалане в VI веке скрываются у византийских писателей (Прокопия и Маврикия) преимущественно под именем Антов, не говоря о более общих именах Скифов и Сарматов, которые долго еще не выходили из употребления. Относительно византийских писателей естественно забвение имени Роксалан, ибо они никогда его и не употребляли в этой сложной форме; она встречается более у латинских писателей; но и тот же Иорнанд, перечисляя народы Скифии, забывает о Роксаланах, и на месте их ставит Антов. Однако название Роксалане (вопреки мнению норманистов) не исчезло из истории последующих веков. Мы его встречаем в IX веке, и опять у латинского писателя, именно у географа Равеннского. Он два раза упоминает в восточной Европе страну Роксалан, за которой далеко к океану лежит великий остров Скифия или Скандза, то есть, Скандинавия. (L. I. с. 12 и L. IV. с. 4.)
Точно так же, вопреки норманской школе, народное имя Русь и Рось, вместо своей сложной формы Рос-Алане, упоминается некоторыми источниками по отношению к южной России ранее второй половины IX века, то есть, эпохи мнимого призвания Варягов-Руси из-за моря. Уже Иорнанд употребляет эту простую форму (ибо его Rocas есть не что иное, как Rox или Ross); далее, мы видели ее, по поводу народа Рось и Русского каганата, в Бертинских летописях. Ту же простую, несложную форму употребляет географ Баварский, который наряду с Угличами (Unlizi) и Казарами (Caziri) помещает и Русь (Ruzzi). Упоминание о туземном народе Русь под этим ее именем встречается также у арабских писателей второй половины IX века, например у Хордадбега.
В течение восьми веков, протекших от Страбона до известия Бертинских летописей, Роксаланский или Русский народ пережил, конечно, много испытаний и много перемен. Он выдержал напоры разных народов и отстоял свою землю и свою самобытность, хотя и не раз подвергался временной зависимости, например, от Готов, и отчасти от Авар. Не одни чужие племена вступали с ним в борьбу и иногда угнетали его; соседние славянские племена также воевали с ним за земли, за добычу, за дань. Особенно сильные столкновения он должен был выдерживать с племенами Болгарскими, которые в V веке, то есть, после Остроготов из южной России, широко распространились по Черноморским краям от Тавриды до Дуная. Но рано или поздно, мужественный, упругий Роксаланский народ брал верх над туземными и пришлыми соседями. Главная его масса мало-помалу сосредоточилась на среднем течении Днепра, к северу от порогов, в краю, обильном цветущими полями, рощами и текучими водами, в стороне от южных степей, слишком открытых вторжению кочевых народов. В этом краю он построил себе крепкие города и положил начало государственному быту с помощью своих родовых князей, из которых возвысился над другими род Киевский. Здесь Русь развила свою способность к политической организации. Отсюда, из этого средоточия, посредством своих дружин, она постепенно распространила свою объединительную деятельность на родственные ей племена восточных Славян; разумеется, объединение это долгое время совершалось в первобытной форме, то есть, в форме дани. Как одно из наиболее даровитых и предприимчивых арийских племен, Русь с одинаковым успехом предавалась мирным и воинственным занятиям, грабежу и торговле, сухопутным и морским предприятиям; дружинники русские с одинаковой отвагой владели конем и лодкой, мечом и парусом. Их смелые судовые походы по рекам и морям не замедлили сделать громким русское имя на востоке и на западе.
Но возвратимся к русскому посольству 839 года, и спросим: кто были те жестокие варварские народы, которые в эту эпоху препятствовали сношениям Киевской Руси с Византией?
Без всякого сомнения, это были если не сами Хазары, то их данники Угры или Мадьяры. По всей вероятности часть угорских кочевых орд была покорена Турками еще в VI веке. За хазарскими Турками явились, по эту сторону Урала, другие турецкие орды, именно Печенеги; эти последние и потеснили Угров волжских. Случилось то же, что и всегда происходило при подобных движениях в степях юго-восточной Европы: часть волжских Угров сменила хазарскую зависимость на печенежскую; а другая, и вероятно еще большая, часть передвинулась далее на запад по пути, давно проложенному кочевниками, то есть, в степи черноморские. Судя по известию о построении Саркела, Печенеги в первой половине IX века уже находились в степях придонских; стало быть, последнее передвижение Угров в западное Черноморье совершилось не позднее конца VIII века. И действительно, в той же первой половине IX века мы встречаем их там, по свидетельству византийских писателей (именно Льва Граматика и Георгия Мниха). Македонские пленники, поселенные болгарским царем Крумом на северной стороне Дуная, вздумали бежать оттуда с помощью греческих кораблей. Так как главные силы Болгар в то время воевали Солунскую область, то болгарский царь Владимир пригласил на помощь Угров (которых Византийцы при этом называют и Гуннами, и Турками). Угры явились в большом числе на берега Дуная, однако не помешали бегству Македонян. А это событие происходило в эпоху императора Феофила (829- 842 гг.), то есть, именно в эпоху упомянутого выше посольства Днепровской или Киевской Руси к этому императору1.
1 Вот явное доказательство произвольной хронологии в нашей начальной летописи. Она помещает пришествие Черных Угров в южную Россию под 898 годом и ошибается при этом по крайней мере на целое столетие. (Ранее означенного года Угры явились уже в Паннонии). По всей вероятности, наши книжники известие Византийцев о войне с Уграми Симеона Болгарского истолковали в смысле первого пришествия Черных Угров. А между тем историография наша принимала на веру эту хронологию и пыталась согласить ее с событиями!
Известие о русском посольстве к Феофилу, сохраненное нам Бертинскими летописями, есть драгоценный луч света, прорезывающий тот мрак, который покрывает судьбы Руси перед ее грозным появлением под стенами Константинополя в 865 году. Это известие, несомненно указывающее на существование Днепровско-Русского княжества и на его мирные сношения с Византией уже в первой половине IX века, находится в полном согласии с последующим свидетельством патриарха Фотия о Руси 865 года. Он говорит, что "варвары справедливо разсвирепели за умерщвление их соплеменников; они благо-словно требовали и ожидали кары, равной злодеянию". И в другом месте: "Их привел к нам гнев их, но, как мы видели. Божья милость отвратили их набег". (Четыре беседы Фотия- архим. Порфирия Успенского). Из этих слов можно понять, что нападению Руси предшествовали ее посольские и торговые сношения с Византией, и не только сношения, но и договоры (ибо известные договоры Олега и Игоря являются только продолжением прежних). Ясно, что какое-то умерщвление Русских людей в Греции вызвало набег Руси на Константинополь.
Подобно латинскому известию о русском посольстве 839 года, византийское свидетельство о построении Саркела также бросает некоторый луч света на русскую историю того времени. Это свидетельство устраняет нашу летописную басню об Аскольде и Дире, освободивших Киев от хазарской дани; ибо оно и показывает, что уже в первой половине IX века границей Хазарского государства на севере было нижнее течение Дона и Волги, и что Хазары стараются с этой стороны защитить себя от нападений других народов, именно Печенегов и Руси. Очевидно, летописное предание или, как мы заметили, смешивало Турко-Хазар с Аварами, или спутывало Днепровскую Русь с Русью Тмутраканской, собственно Болгарской, которая действительно находилась в зависимости от Хазар. Точно так же невероятны известия летописи о хазарской дани у Радимичей, Северян и Вятичей, если принять в расчет географическое их положение. Но вопрос несколько изменяется, если названия двух последних племен примем в более обширном значении, нежели какое они имеют у наших летописцев. Известно, что наша Севера есть то же, что Сервы или Сербы, имя, когда-то бывшее не видовым, а родовым названием для значительной части Славянских племен. Точно так же и название Вятичи есть только видоизменение другого родового имени, то есть, Антов или Вантов, Вятов (Венетов). А "безчисленныя" племена Антов, как замечает Прокопий, соприкасались своими жилищами на юге с таврическими и кубанскими Гуннами, то есть, Болгарами1.
1Что касается до Северян, то довольно трудно провести границу между этой славянской ветвью и Гуннами Савирами. Византийские писатели, причисляющие Савиров к Гуннам, суть преимущественно те же самые, которые Гуннами называют и славянских Болгар, то есть Прокопий, Агафий и Менандр. Иорнанд также относит к Гуннам Савиров или Авиров наряду с азовскими Болгарами. Прокопий говорит, что "Савиры, народ гуннский, обитают около Кавказа", что они "очень многочисленны, чрезвычайно воинственны и разделены на многия княжества". Агафий также отзывается о них, как о народе весьма многочисленном и очень опытном в войне и грабежах. По его известию, в 556 г. в римском войске, защищавшем закавказские владения от Персов, участвовало около 2000 тяжело вооруженных Савиров под начальством трех знаменитейших вождей, Балмаха, Кутилгиза и Илигера. А эти имена едва ли могут быть признаны за угро-финские, особенно последнее: оно весьма близко отзывается древне-русским Елг (Олег), латинским- Ольгерд и болгарским- Вульгер (который встречается в том же VI веке как предводитель Болгар, вторгшихся в Мизию. См. у Феофана и Анастасия). По известию Феофана, у Савиров кавказских была княгиня Боарис или Боарикс, которая наследует своему мужу Балаху, является также союзницей императора Юстиниана I в его войнах с Персами и сама предводительствует войском. Имя ее, по всей вероятности, одного корня с славяно-русским Борис или Богорис. Не забудем при этом, что Кавказские края в древности почитались родиной Амазонок. Название Савиры или Савары слышится также в древнем названии Савароматы или Савроматы; а этот народ был известен своими воинственными женщинами, и по мнению древних, вел происхождение от Скифов, сочетавшихся с Амазонками.
Вообще, трудно найти где-либо более сбивчивую и запутанную массу народных имен сравнительно с именами тех народов, которые вышли из стран Прикавказских. Как под именем Савиров могут скрываться наши Северяне, так и имя Алан когда-то распространялось на разные народы, о чем прямо говорит Аммиан Марцелин в IV веке. Впоследствии оно сосредоточилось преимущественно на одном кавказском племени, остатки которого мы узнаем в современных Осетинах (Ясы наших летописей). Исследования филологов (особенно Шегрена) показали, что это последнее племя принадлежит к арийской семье, именно к группе сармато-мидийских народов, которая, по-видимому, была родственна с одной стороны с группой германо-славяно-литовской, а с другой с языками иранскими.
Вообще, Славянские племена в те времена далеко распространялись на юго-восток, до самого Кавказа и нижней Волги. Только в течение длинного ряда веков многократным наплывом турецких кочевых орд, начиная с Турко-Хазар и кончая Татарами, юго-восточные ветви Славян были отторгнуты от своих соплеменников и впоследствии утратили свою народность. Но в эпоху, о которой идет речь, часть этих Славян входили в пределы Хазарского государства. О том в особенности свидетельствуют арабские известия. В этих известиях Дон и Волга нередко встречаются под именем "Славянской реки". Баладури, писатель IX века, говорит, что арабский полководец Мерван, во время набега на Хазарию, взял в плен 20000 Славян, которых поселил за Кавказом; а такая цифра ясно указывает на присутствие многочисленного славянского населения в пределах Хазарского государства. Масуди прямо говорит, что некоторые племена язычников, обитающих в земле хазарского царя, суть Славяне и Руссы, что из них набираются отряды в его войско и что они населяют целую часть его столичного города Итиля.