Назад Оглавление 
Вперед Когда в результате франко-германской войны на нашей границе создалась — не без нашего просвещеннейшего содействия — могущественная Германская Империя, правительство Императора Александра II увидело, что в своем германофильстве зашло слишком далеко. Начиная с 1873 года, под руководством сперва графа Милютина, затем генерала Обручева началась работа по составлению плана войны с западными нашими соседями. В 1879 году был заключен Тройственный союз, направленный определенно против России, а в 1880 году генералом Обручевым был составлен первый план войны с обеими немецкими державами. План этот подвергся изменениям в 1883 и 1887 годах, но основная его идея оставалась незыблемой: используя выгодное географическое положение вдававшегося в глубь вражеских земель Царства Польского (Передовой театр) и опираясь на продуманную систему крепостей, бить по сообщениям противника. Удар по германцам наносился из бугонаревского района в тыл Восточной Пруссии, удар по австрийцам — вдоль берегов Вислы в тыл Восточной Галиции.
Главные силы направлялись против Австро-Венгрии. Несмотря на то что с Францией не имелось никакого соглашения, генерал Обручев полагал, что она не останется безучастной зрительницей и поспешит воспользоваться случаем для реванша, связав немцам руки. Особенно четко была выражена идея удара по австрийцам в плане 1887 года. Обручев направлял против Австро-Венгрии 405 батальонов, 378 эскадронов и 1318 орудий, тогда как против Германии противника более высококачественного — 461 батальон, 276 эскадронов, 1254 орудий. Стратегические резервы направлялись на австрийский фронт.
В последующие годы активная в общем идея плана войны понемногу стала утрачивать свою четкость. По плану 1890 года силы австрийского фронта оставлены в общем без изменений (396 батальонов, 405 эскадронов, 1324 орудия), тогда как германский фронт был доведен до 531 батальона, 322 эскадронов и 1304 орудий. В дальнейшем этот последний был еще усилен: согласно заключенной 17 августа 1892 года франко-русской военной конвенции, Россия обязалась выставить против Германии 800000 бойцов.
В 1900 году военный министр генерал Куропаткин составил новое — 18-е расписание, согласно которому против Австро-Венгрии развертывалось 540 батальонов, 459 эскадронов и 2064 орудия, а против Германии — 618 батальонов, 450 эскадронов и 1944 орудия (мы знаем, что в 1898 году вооруженные силы России увеличились). Всего развертывалось шесть армий: три против Германии 1-я на Немане, 2-я на Нареве, 6-я в резерве у Вильно, три против Австро-Венгрии — 3-я у Люблина, 4-я у Холма, 5-я у Ровно. Расписание корпусов по армиям в общих чертах осталось неизменным с 1900 по 1914 год: 1-я армия из корпусов Виленского округа, 2-я — Варшавского, 3-я — Московского, 4-я Киевского, 5-я — Одесского, 6-я — Санкт-Петербургского.
Генерал Куропаткин считал, что Германия двинет свои главные силы против России. Основная идея осталась прежней — главный удар по австрийцам (и эту выдержку следует поставить Куропаткину в заслугу, как редкий у него случай проявления воли). Генерал Куропаткин просил высказаться по существу плана М. И. Драгомирова. Герой Зимницы был категоричен: главный удар надлежало нанести Германии как наиболее опасному врагу; удар повести из Передового театра прямо на Берлин; для этого решительного удара сосредоточить подавляющие силы, жертвуя второстепенными направлениями в пользу главного. Цельность и решительность этого взгляда испугали робкую и половинчатую натуру генерала Куропаткина. Записка М. И. Драгомирова, указывавшая на большой стратегический глазомер автора, на плане так и не отразилась. Характерно, что к ноябрю 1914 года обстоятельства на левом берегу Вислы совершенно стихийно сложились в духе предложения М. И. Драгомирова: там столпилась большая часть наших корпусов, но ослабленных уже и действовавших на совершенно необорудованном театре. Поход на Берлин, задуманный Ставкой, мог быть — и стал — при таких обстоятельствах лишь покушением с негодными средствами.
В 1902 году было санкционировано деление вооруженной силы на фронты, названные сперва — по противникам — Германским и Австрийским, затем географически — Северо-Западным и Юго-Западным. Во главе первого был поставлен великий князь Николай Николаевич при начальнике штаба генерале Палицыне, во главе второго — генерал Куропаткин с начальником штаба генералом Сухомлиновым. Превосходный кавалерист, великий князь объехал со своим начальником штаба верхом весь свой фронт от Вислы до Курляндского побережья. Главнокомандующим должен был быть Государь.
Августейший главнокомандующий Северо-Западным фронтом был сторонником оттягивания нашего стратегического развертывания назад, в глубь Белоруссии. Великий князь считал Передовой театр слишком рискованным плацдармом и полагал встретить неприятеля у Борисова и Минска. Эти соображения разделялись и кругами, заинтересованными в дальневосточной авантюре. Осенью 1903 года Куропаткину с большим трудом удалось уговорить Государя оставить в силе милютинские соображения и развертывание войск на Передовом театре.
* * *
Японская война, нанесшая такой ущерб морали наших военных кругов, немедленно же отразилась на плане войны с Центральными державами. Идеи Милютина и Обручева единогласно были признаны слишком рискованными. В Передовом театре был усмотрен только опасный польский мешок, где наши армии могли быть взяты в тиски двойным ударом австрийцев на Люблин и немцев на Ломжу.
Уныние, пессимизм, переоценка противника, стремление предугадать заранее все мелочи и предвидеть только худшее были в этот печальный период всеобщими и разделялись даже лучшими представителями русской стратегической мысли. Записка генерала Алексеева от начала 1908 года об инженерной подготовке театра военных действий считает Передовой театр самым слабым местом и вся проникнута идеей пассивной обороны. Чувства эти всецело разделил тогдашний начальник Генерального штаба генерал Палицын{107}.
К этому же времени относится знаменитая записка полковника Ю. Данилова тогда 1-го квартирмейстера Главного управления Генерального штаба — легшая затем в основу всех последовавших наших планов. Чудовищный этот документ был основан на предположении, что Франция останется нейтральной, а Россия будет атакована Швецией, Германией, Австро-Венгрией, Румынией, Турцией, Китаем и Японией одновременно. Не предусмотрено было лишь нашествие марсиан. Абсурдная политическая предпосылка повлекла за собой и абсурднейший план стратегического развертывания. Не имея к тому никаких данных, Юрий Данилов принялся тем не менее гадать за противника — из каких портов и на каких пароходах поплывут шведы отбирать у нас Петербург и тому подобное. Германия, направив все свои армии на Россию, выберет для этого район к северу от Полесья и притянет туда же и австрийцев. Под этот воображаемый им самим план неприятеля Данилов подогнал и весь русский план войны.
Управления обоих фронтов упразднялись. Почти что всю Действующую армию Данилов втиснул в район Свенцяны — Барановичи, сосредоточив здесь — буквально на пятачке — 50 дивизий: за 1-й и 2-й армиями в затылок им стояли 4-я и 5-я. Вся Польша — 10 губерний — отдавалась врагу без выстрела, только в Новогеоргиевске зачем-то запиралось 4 дивизии, обреченные на верную гибель.
Никакой задачи армиям не ставилось, никакого маневра не указывалось. Им предписывалось действовать по обстоятельствам, то есть их отдавали в подчинение неприятельскому главнокомандующему…
На отлете от всей этой столпившейся неподвижно, наподобие римлян под Каннами, массы к югу от Полесья действовала 3-я армия, подставлявшаяся под отдельное поражение. Все же это удивительное развертывание прикрывалось одним XIV армейским корпусом, которому указан был фронт Люблин — Ко ведь — 150 верст по воздушной линии. Эта паутина должна была сдерживать две австрийские армии!
Таков был план, вошедший в силу в сентябре 1910 года. В штабах округов он вызвал единодушные протесты: будущие выполнители не желали расхлебывать столь круто заваренную кашу. На съезде начальников штабов округов в феврале 1912 года он был признан невозможным. С особенной силой и авторитетностью восстал против плана 1910 г. тогдашний начальник штаба Киевского военного округа генерал Алексеев. Он считал, что в 1912 году русская армия достаточно усилилась для того, чтобы действовать наступательно. Против Германии надлежало оставить не свыше 6 корпусов, а все остальные силы двинуть на Австро-Венгрию. Развивая мысль генерала Алексеева, начальник штаба Варшавского округа генерал Клюев указал на бесполезность наступления 2-й армией в Восточную Пруссию (словно предчувствуя ее и свою судьбу) и советовал направить эту армию, в составе трех корпусов, на Юго-Западный фронт. Главному управлению Генерального штаба скрепя сердце пришлось уступить — и выработка новых основ плана развертывания была поручена комиссии генерал-квартирмейстеров окружных штабов во главе с генералом Постовским{108}.
Комиссия генерала Постовского пришла к необходимости нанести главный удар Австро-Венгрии (как на том настоял на Московском совещании генерал Алексеев). Признавалось необходимым восстановить управление фронтов и иметь на всякий случай вариант для парирования германского наступления.
Работа комиссии генерала Постовского совпала с получением Главным управлением Генерального штаба ценных самих по себе сведений о стратегическом развертывании австро-венгерских армий. Главное управление Генерального штаба подкупило одного австрийского полковника (начальника штаба 8-го армейского корпуса), выдавшего план развертывания.
Метод этот характерен для руководителей нашей стратегии. Строя все свои планы по обращению неприятельскому, они придавали чрезвычайное значение подобного рода документам, полезным разве лишь в качестве справки. Наш Генеральный штаб совершенно подчинил главную работу — оперативную второстепенной — разведывательной. Требуя от своих официальных представителей за границей шпионской работы (что совершенно не должно входить в круг обязанностей военного агента). Главное управление Генерального штаба ставило наших военных агентов в Велев положение невозможное, а часто — унизительное. Генерал Данилов воспользовался этим и подогнал наш план развертывания под австрийский, дав армиям Юго-Западного фронта указания в зависимости от обнаруженных намерений противника. Прием, допустимый для школьника, подгоняющего решение задачи под ответ, но преступный для составителя плана войны. Русским армиям было указано действовать не так, как того требовали интересы русской стратегии, русской государственности, а так, как то предначертал Его Величество Противник.
По добытым сведениям, Австро-Венгрия, оставив небольшой заслон против Сербии, все свои силы — в четырех армиях — развернула в Восточной Галиции для удара по Киевскому округу. Сообразно с этим, составители русского плана нацелили все армии Юго-Западного фронта на Восточную Галицию, сосредоточив ударную группу (сильная 3-я армия) на левом фланге в львовском направлении и оставив правый фланг на люблинском направлении слабо защищенным. Раз Его Величество Противник соизволил решить двинуться в южном направлении, то и нам надлежало заниматься только Ровно и Проскуровом, пренебрегая Люблином Холмом. Генерал Постовский обращал внимание на огромную важность для нас района 4-й — 5-й армий у Люблина — Холма, но соображения его были оставлены без внимания Жилинским и Даниловым. А между тем, будь у нас вместо нерадивых школяров самостоятельно мыслящие стратеги, они там-то и сосредоточили бы ударную группу, чтоб сокрушительным ударом вверх по Висле поймать в мешок всю австро-венгерскую вооруженную силу.
По плану, принятому в мае 1912 года (видоизмененное 19-е расписание), задачи фронтов при варианте А (на Австрию) были: Северо-Западного — поражение германских войск и овладение Восточной Пруссией. Маневр этот выполнить двумя армиями: 1-й (Гвардейский, I, III и IV армейские корпуса) обойти Мазурские озера с севера, 2-й (II, VI, XIII, XV и XXIII армейские корпуса) обойти те же озера с юга. Здесь мы встречаем кое-какую географию, но не встретим никакого намека на стратегию. Юго-Западному фронту ставилось задачей нанести поражение австро-венграм, воспрепятствовав им отойти за Днестр и на Краков. Для этого 4-я армия (Гренадерский, XIV, XVI и XX армейские корпуса) от Люблина нацеливались на Перемышль, 5-я армия (V, XVII, XIX и XXV армейские корпуса) от Холма шла в тыл Львову, а 3-я армия ломила на Львов с фронта двумя группами; от Ровно (IX, X, XI, XXI и III Кавказский корпуса) и от Проскурова (VII, XII и XXIV корпуса).
Наконец, оставлялись заслоны. От шведов — 6-я армия в Санкт-Петербурге (XVIII и XXII армейские корпуса) и от румын — 7-я армия в Одессе (VIII корпус и приданные ему части). Получив свободу действий, Жилинский и Данилов немедленно решили начать работу по возвращению к плану 1910 года — отходу в глубь России и нагромождению армий друг дружке в затылок. Выработанное ими в 1913 году 20-е расписание уже отражало эту тлетворную тенденцию. В нем чувствуется стремление оттянуть назад наиболее выдвинутые 2-ю и 4-ю армии. Из состава этих армий — как раз главных в стратегическом отношении (ибо выводили на пути сообщения противника) Жилинский и Данилов выдернули по корпусу. Заручившись австрийской шпаргалкой и составив по ней свой план. Главное управление Генерального штаба решило впредь избавиться от опеки окружных штабов и в 1913 году выхлопотало себе самостоятельность в этом отношении.
Существовал еще вариант Г (на Германию). В случае, если германские армии сами переходили в наступление, Северо-Западный фронт усиливался 4-й армией, приводившейся в составе XVI и XX армейских корпусов в районе Риги на правый фланг развертывания, 1-я армия оставлялась в том же составе, а во 2-ю прибывали Гренадерский и XVII корпуса. Северо-Западный фронт усиливался, таким образом, на 4 корпуса, и задача (поражение германцев и овладение Восточной Пруссией) ему оставлялась прежней. Юго-Западному фронту указывалось лишь не допускать австрийцев зайти в тыл Северо-Западного фронта. Непосредственное выполнение возлагалось на 5-ю армию в составе V, XIV, XIX и
XXV армейских корпусов, которой указывалось во что бы то ни стало сохранить Брест. Задача 3-й армии оставалась прежней.
Тем временем произошла Балканская война. Куманово и Битоль всполошили Австро-Венгрию. Сербия оказалась врагом более опасным, чем то полагали. Начальник имперского Генерального штаба генерал Конрад фон Гетцендорф{109} коренным образом переработал весной 1914 года свои планы, сняв одну армию с русского фронта на сербский. Фронт развертывания против России пришлось сократить и ориентировать уже не к востоку — на Киев, а к северу — на Люблин во фланг и в тыл Варшавскому округу.
Таким образом, австрийская шпаргалка 1912 года утратила два года спустя всякую ценность, а построенный на се основании план постигла участь плана Вейротера. Одинаковые причины влекут за собой одинаковые последствия. Русский удар по Львову наносился в пустопорожнее пространство. Наоборот, австрийский удар по Люблину попадал в самое уязвимое место нашего развертывания и ставил русскую армию в положение, близкое катастрофическому.
Совещания начальников русского Генерального штаба с их французскими коллегами происходили ежегодно. Требования французов заключались в возможно более срочном наступлении Северо-Западного фронта с целью отвлечь на себя 5 6 германских корпусов. Из протоколов этих совещаний видно, что французы все время подчеркивали, что благодаря обеспеченному нейтралитету Италии они выставят против Германии число бойцов, превышающее условленное конвенцией 1892 года. Нам предлагалось тоже усилить армии Северо-Западного фронта. Австро-Венгрию французы недооценивали — выбор нашего главного удара по австрийцам им, видимо, чрезвычайно не нравился.
Готовность наших войск к наступлению определялась сроком 20 дней. В 1911 году генерал Жилинский заверил генерала Дюбайля{110}, что войска эти якобы способны к наступлению уже на 15-й день мобилизации. Следствием этого легкомысленного и преступного обещания должен был быть поход в Восточную Пруссию совершенно неготовых войск. Об организации операционной базы и устройстве продовольственной части генерал Жилинский, оказывается, забыл. Бессознательность эта доходила у него до того, что на военной игре в Киеве (апрель 1914 года) он доказывал возможность перейти в наступление 1-й армией уже на 12-й день! Всемогущий Сухомлинов вопросами стратегического характера совершенно не интересовался и к разработке плана развертывания никакого отношения не имел. Сухомлинов навряд ли и был способен иметь свое суждение по этому вопросу, в котором он совершенно не разбирался. Его пометки согласен, совершенно верно, разумеется и т. п., поставленные на докладах диаметрально противоположного характера, достаточно ясно на это указывают. Делом этим ведали очередной начальник Генерального штаба и бессменный генерал-квартирмейстер Ю. Данилов. Этот последний и несет на себе всю ответственность.
Рассматривая стратегическую подготовку России к войне, мы должны констатировать полный разнобой между стратегией и политикой. Русская стратегия творилась в безвоздушном пространстве, без всякого учета сложившейся политической обстановки. Главное управление Генерального штаба считалось с нападением Швеции, игнорируя фактический наш союз с Англией, тогда как каждый консульский секретарь знал, что Швеция — такой же британский доминион, как и Португалия, и против воли Англии никогда не пойдет. Мы могли быть спокойны за Петербург и сразу же двинуть XVIII и XXII корпуса на фронт, где нужен был каждый батальон. Столь же неосновательны были и опасения за Румынию: после событий 1913 года ей не было никакого интереса сразу объявлять войну Согласию. Ясно было, что Румыния выждет событий, чтобы потом поспешить на помощь победителю. Ни на чем не были основаны страхи перед Японией: мукденские победители нуждались в мире еще больше, чем мы, переваривая Корею и Южную Маньчжурию (на Японию, кроме того, давила и Англия). Наконец, совершенно необъяснимо было упорное желание считать Италию в числе наших врагов, когда нейтралитет ее был обеспечен еще с 1910 года (свидание в Ракониджи). И столь же изумительны были расчеты на Болгарию…
События мировой политики проходили мимо руководителей русской стратегии, не оставляя никакого следа на их решениях. Можно было подумать, что Дворцовая площадь и Певческий мост находились на двух совершенно различных планетах. Политическая неграмотность влекла за собой неграмотность стратегическую.
Большая программа. Реформа 1910 года привела всю пехоту в однородный состав полевых войск и ввела орудия навесного огня в состав корпусной артиллерии. Это был лишь первый шаг к задуманной коренной реорганизации русской армии, значительно усилившей ее состав и техническую мощь. Эта коренная реорганизация тормозилась отсутствием чрезвычайных кредитов, которых испрашивалось на сумму 500 миллионов рублей. Такой же кредит потребовало и Морское ведомство для восстановления совершенно уничтоженного флота.
Император Николай Александрович решил сперва удовлетворить чаяния моряков. Петр I поступил бы совершенно так же. Моря для России составляют легкие, которыми она дышит. Флот нужен ей совершенно в той же степени, что и армия, воссоздание же его всегда является делом гораздо более длительным и трудным. Ассигнование кредитов в первую очередь Морскому ведомству государственно оправдывалось. До сознания этой государственной необходимости не доросло ни общество (Дума отказывалась отпустить кредиты: Гучков{111} доказывал, что России флот не нужен), ни даже правительство в лице генерала Сухомлинова: одна рука потентата игнорировала другую. Своим возрождением после Цусимы флот был обязан целиком Государю.
К сожалению, морской министр адмирал Григорович{112} главное внимание обратил на менее важное Балтийское море и недооценил всей срочности усиления Черноморского флота, дабы держать Турцию в повиновении, а проливы открытыми. Решено было устроить судостроительные заводы в Николаеве. Для этого все верфи и эллинги надо было создать в голой до того степи. Титаническая эта работа была сделана в изумительно короткий срок. Как бы то ни было, первый дредноут мог вступить в строй не ранее лета 1915 года. В то же время турецкий флот должен был осенью 1914 года усилиться двумя строившимися в Англии дредноутами. Настоятельной необходимостью был бы перевод в Черное море из Балтийского (где она все равно была бы бессильна против Германии) дивизии 4 старых линейных кораблей. Этим путем Черноморский флот, доведенный до состава 9 броненосцев, сохранил бы господство на море. Посылка балтийских броненосцев в Севастополь в конце 1913 года была бы шагом, более достойным для российской великодержавности, чем слезливые протесты нашей дипломатии против назначения Лимана фон Сандерса.
Лишь в 1913 году Военному ведомству удалось получить кредиты для выполнения в пятилетний срок Большой программы. По этой программе, русская армия к концу 1917 года сравнивалась техникой с германской. По Большой программе наша сухопутная вооруженная сила доводилась с 1 230000 человек до 1 710000 человек в мирное время. Усиленный призыв 1913 года и оставление на всю зиму срока 1910 года превысили, как мы видели, эту норму.
Пехота получала приращение в 274000 человек. Вновь должно было формироваться 32 пехотных полка и 6 стрелковых (главным образом, третьи бригады в пехотных дивизиях пограничных округов, 3 новых пехотных дивизий, 1 стрелковая бригада и новый XXVI армейский корпус в Варшавском военном округе). Особенное внимание было обращено на увеличение штатов. В пограничных округах определен таковой в 100 рядов (полный). Часть внутренних корпусов должна была с нормального штата 60 рядов перейти на усиленный — 84 ряда.
По Большой программе 1917 годы сформировать кавалерийских дивизиях 6 полков: 4 собственно в
По Большой программе предположено было на 1914–1917 годы сформировать 26 кавалерийских полков.
В кавалерийских дивизиях должно было считаться 5–6 полков: 4 собственно в дивизии, а 1–2 (по очереди) в качестве войсковой конницы. Кавалерия должна была увеличиться на 38000 всадников. Усиливались штаты и должна была составиться войсковая конница, отсутствие которой, наконец-то, стало тревожить наши военные верхи.
Особенно усиливалась артиллерия. Все полевые батареи приводились в 6-орудийный состав. В артиллерийскую бригаду включалось 9 пушечных и 2 мортирные батареи — всего 66 орудий, а каждому армейскому корпусу придавался тяжелый дивизион в 4 батареи (42-линейные пушки и 6-дюймовые гаубицы). В корпусе, таким образом, к 1917 году должно было состоять 200 орудий (в Германии — 160), а в дивизии пропорция артиллерии с 3 орудий на батальон повышалась до 5,5.
Все это осталось на бумаге. Весной 1914 года была сформирована 4-я стрелковая Финляндская бригада — все, что успели осуществить из всего грандиозного плана. Германия не стала дожидаться проведения Большой программы русской армии.
* * *
Вопрос о предупредительной войне с каждым месяцем ставился для Германии все более остро. Надо было торопиться и не пропустить все сроки. В 1913 году имперский военный министр генерал Фалькенгайн{113} закончил проведение своей программы, сформировав по корпусу (20-й и 21-й) на русской и французской границах и создав тяжелую артиллерию неслыханных доселе калибров. Два обстоятельства заставляли Германию торопиться и метнуть молот Тора в собиравшуюся над Валгаллой тучу.
Первым обстоятельством была русская Большая программа. Время работало на Россию, русская армия крепла с каждым годом. В 1917 году она грозила стать слишком сильной.
Второе обстоятельство было еще важнее. Надо было использовать австро-венгерского союзника, пока тот еще существовал: одной Германии нечего было и думать справиться с Россией и Францией.
Престарелому императору Францу Иосифу пошел 85-й год. Долго он еще прожить не мог. С его же смертью Австро-Венгрия должна была вступить в период внутренних потрясений и отойти от Германии. Престолонаследник эрцгерцог Франц Фердинанд{114}, женатый на чешке, был ненавидим в Будапеште и не скрывал как неприязни к мадьярам и симпатий к славянским народностям габсбургской короны, так и холодности к Германии. Следующий по порядку престолонаследия юный эрцгерцог Карл Франц Иосиф, женившийся только что на бурбонской принцессе, просто ненавидел Германию и считал отход от нее главным условием политики своей страны.
С другой стороны, автономная Венгрия открыто требовала уничтожения Сербии, мешавшей ей дышать. Эта тенденция была для Германии чрезвычайно выгодной, так как совпадала с ее видами на Ближнем Востоке: с уничтожением Сербии открывался путь Берлин — Багдад.
Эти два желания (Будапешта — уничтожить сербского конкурента и Берлина уничтожить еще неокрепших противников на Востоке и Западе) совпали одно с другим во времени.
Первое могло служить предлогом для второго: при натянутости австро-сербских отношений там можно было легко вызвать инцидент и раздуть его. Но пожар на Балканах отнюдь не был необходим для начала предупредительной войны: провоцировать Россию и Францию можно было различными другими путями; австро-сербский конфликт, конечно, значительно мог бы облегчить работу Германии.
В мае 1914 года состоялось в замке Конопишты свидание германского императора с австро-венгерским престолонаследником. Совещание осталось секретным. Судя по тому, как развернулись события, а также принимая во внимание нравственный облик Вильгельма II, можно со значительной долей вероятности предположить, что эрцгерцог Франц Фердинанд воспротивился германо-мадьярскому плану, и его участь в глазах венценосного Каина, как и участь многих других, отныне была решена.